Затмение

Предательство. Обида. Зависть.

Или банальная жажда справедливости и одержимость желанием отомстить тем, кто причинил боль?

Что может толкнуть человека на тщательное продумывание и совершение столь ужасного для некоторых людей поступка?

Казалось, он и сам до конца не понимал свои мотивы. Просто постоянно думал и думал об этом, не задаваясь глупыми вопросами и даже не смея сомневаться в своем замысле.

Он четко помнил тот день, когда он все для себя решил. Когда все для него изменилось. Когда жизнь разделилась на «до» и «после». Когда она стала лишь чередой выборов в погоне за такой сладкой местью, растянувшейся в итоге на

Тогда он убедился, что любовь, привязанность – все это слабость. Слабость, которую он не может позволить себе проявлять.

Он прокручивал в голове тот день на протяжении всех десяти лет. А ведь когда думаешь о чем-либо так много, ты либо начинаешь находить миллионы причин избежать того, что запланировал. Либо все больше убеждаешься в том, что это необходимо.

Он был уверен в необходимости этого. Он не позволял себе засомневаться даже на секунду. Он достаточно долго вынашивал это в себе, чтобы теперь так просто сдаться.

Да и кем он будет, если сейчас возьмет и так просто отступится от задуманного? Точно не тем, кем он себя считает.

Один телефонный звонок. Один приказ. И месть его свершится через считанные минуты.

Вот только… разве будет ему этого достаточно?

Точно нет.

Ведь это был лишь первый шаг на пути к воплощению плана по отмщению тем, кого он считает виновными в том, что с ним случилось.

Десять лет спустя

На улице было удивительно безлюдно даже для раннего утра воскресенья. Видимо я одна была настолько отчаянной, чтобы возвращаться домой под утро после очередной попытки побега от реальности, поплотнее укутавшись в куртку. До цели оставалось всего несколько шагов, когда мое внимание привлекло какое-то движение сбоку.

Глубокая осень, почти шесть часов утра, темный спальный район Филадельфии и я, которая иногда даже своей тени боится – идеальная ситуация для какого-нибудь посредственного фильма ужасов. Но я-то как никто знала, что реальная жизнь иногда куда страшнее и ужаснее фильмов. Поэтому медленно, прокручивая в голове все возможные варианты того, как я могла бы отбиться от нападающего, все-таки обернулась.

Как и пару секунд назад, улица была пуста, только лишь бездомный кот сидел неподалеку, недоуменно уставившись на меня. Смерив его не менее презрительным взглядом в ответ и убедившись, что больше здесь никого нет, я продолжаю путь.

Используя уже старую схему, отодвигаю дощечку и пролезаю в дыру в заборе, затем вскарабкиваюсь на небольшое возвышение и спрыгиваю. Дело за малым, осталось залезть в малюсенькое окно в туалете, спрыгнуть и пробежать в свою комнату, постаравшись не привлечь внимание по пути. В этот раз, как и в десятки предыдущих, у меня все получилось. Отметив про себя, какие глупые люди меня окружают, я проскальзываю в комнату, в которой все еще спят мои соседки. Как можно тише снимаю куртку, сбрасываю с себя грязные вещи, переодеваюсь в чистое и накидываю сверху любимую объемную толстовку. Снова убедившись, что никто не заметил моего прихода, хватаю новую пачку сигарет, которую за день до этого выиграла в карты у пацана из соседней комнаты, и, выскочив в коридор, направляюсь во внутренний дворик.

Двери здесь обычно были заперты всегда, но только выходящие в сторону оживленной улицы. Дверь на задний двор обычно была открыта, чтобы у детей был доступ к свежему воздуху в любое время. Очень мило и трогательно, особенно учитывая тот факт, что вся территория обнесена почти десятифутовым 1 забором, перелезть через который было практически невозможно, не считая той дыры, в которую пролезала я во время своих ночных побегов отсюда, но о которой мало кто знал. Высшая степень доверия и заботы о чужих детях.

Ночная тьма, все еще окутывающая своим холодным туманом крыши соседних домов, явно пока не собиралась сдаваться, напуская на меня лишь еще больше жути. Я села на свое любимое место – скамейку, стоящую в зарослях зеленых кустов, которые осенью, к сожалению, становились менее зелеными. Закурив сигарету, я глубоко вдохнула, холодный воздух тут же окутал легкие, смешавшись с никотином. Конечно, курить на территории было запрещено, но примерно после сотого предупреждения, администрации это надоело, и они решили просто не обращать на это внимания. Ведь если детям что-то запретить, они будут хотеть этого в разы больше. Снова затянувшись сигаретой, я стала вновь и вновь прокручивать в голове только что случившееся со мной на улице.

Это началось около года назад. Раньше я не замечала за собой паранойи, тревожности или еще каких-то психических проблем, не считая одной фобии, к которой я в общем-то уже привыкла. Но с недавних пор стало происходить что-то, что я сама не могу объяснить. Словно кто-то стоит и наблюдает за мной, но каждый раз я убеждаюсь, что все это лишь игра моего воображения. Это происходит не так часто и всегда только в людных местах, и я бы, наверное, решила, что за мной кто-то следит, но это было так же невозможно, как если бы сейчас сюда вдруг зашли мои родители. Я не рисковала кому-то говорить об этом, боясь осуждения или оказаться связанной в комнате с белыми стенами.

Так или иначе, с этим я смирилась. Как и с тем, что мне почти семнадцать, еще целый год я должна жить здесь и терпеть тупые порядки и правила этого места. Не то чтобы мне было какое-то дело до этих правил, все равно я никогда их не соблюдала. Я усмехнулась своим мыслям и вновь затянулась сигаретой.

– Так и знал, что найду тебя здесь, солнышко.

Я вздрогнула и резко вынырнула из мыслей, возвращаясь в реальность. Недалеко от меня, у входа в здание, стоял Ник – двадцатипятилетний парень, один из учителей и, пожалуй, один из немногих здесь кого я могла выносить. В нашу школу он устроился в двадцать три, а ведь мог бы учиться и строить карьеру, но он почему-то решил работать здесь и воспитывать всеми покинутых, никому не нужных сирот. Поначалу я вообще не обратила на него внимания, хотя новые лица и появлялись здесь не так часто. Но он был добр ко мне и со временем я все больше и больше стала проникаться к нему. Он никогда не сдавал меня директору и не ругал за сигареты, что является огромной редкостью здесь. Но я еще в детстве поняла какое мир на самом деле отстойное место и что не стоит лишний раз раскрываться перед кем-то, поэтому хотя и не испытывала презрения к Нику, я старалась хорошо это скрывать.

Вот только презрение появлялось, стоило ему назвать меня этим отвратительным прозвищем. Он начал делать это как только появился здесь и продолжал до сих пор, прекрасно зная, как оно меня раздражает. Я совершенно не понимала выбора такой странной клички, но догадывалась, что дело было в моих огненно-рыжих волосах, из-за которых вкупе с маленьким ростом и миленьким личиком я походила на ребенка. Что, конечно же, тоже невероятно меня раздражало.

– Не называй меня так! – огрызнулась я и снова затянулась, нарочно медленно выдыхая густой дым. – Я вообще-то надеялась еще хотя бы пару часов побыть в одиночестве. Лучше бы у тебя была веская причина побеспокоить меня, иначе я за себя не отвечаю.