Затмение
Шрифт:
— Не нужно, Дрейк, — сказала Морвенна.
Он выпустил ее ладонь, и рука безвольно упала, но Морвенна все же не двинулась с места. Так они и стояли друг напротив друга в полной тишине старого дома. В нем находилось еще десять человек, но для них дом был пуст. Морвенна стояла перед ним — худая, напряженная и высокая, как волшебная палочка. И как волшебная палочка она слегка покачивалась в темноте.
Он снова нарушил приличия, положив руки ей на плечи. Дрейк впервые притрагивался к женщине вот так, и его чувства были слишком чисты, чтобы назвать их желанием, слишком похожи на благоговение, чтобы назвать страстью, но оба были готовы отпрянуть друг от друга.
— Морвенна, — сказал он, слова с трудом слетали с губ и обретали форму.
— Не нужно, Дрейк, — повторила она приглушенно,
— Ты уезжаешь от меня. Ты не можешь уехать вот так.
Он наклонил голову и прижал к губам Морвенны свои. Ее губы оказались холодными и довольно сухими, как лепестки только что развернувшегося бутона. В них соединялась непорочность и чувственность.
Когда они разъединили губы, то словно вернулись в обыденность из другой реальности. Морвенна отодвинулась, схватилась за каминную полку и опустила голову. Дрейк не шевельнулся, а так и стоял, как скала, пригвожденный к полу своими чувствами. Вот так окрепли отношения, не имевшие права ни начинаться, ни тем более продолжаться. Воцарилась тишина, пока снаружи не послышались шаги возвращающегося со свечой Джеффри Чарльза.
По странному стечению обстоятельств как раз в это время судьбу Морвенны Чайновет обсуждали в совершенно другом месте. В большом доме в Труро ужин подавали позже, чем в поместье, и между шестью и девятью, в тех редких случаях, когда на чай не собирались гости, не играли в карты и не устраивали литературные вечера, Джордж и Элизабет сидели вместе в большой гостиной наверху и обсуждали будничные проблемы. Джордж завершил все дела на сегодня, Элизабет давно покончила с домашними хлопотами, а Валентином занималась нянька, Полли Оджерс, так что они остались вдвоем. Дела у Джорджа шли хорошо, в доме тоже всё было в порядке, и здесь у каждого из них было меньше дел, чем в поместье — больше времени на развлечения в обществе и больше желания развлекаться.
Когда они оставались вдвоем, воцарялось долгое молчание, хотя и не напряженное, но и не вполне комфортное. Элизабет обнаружила, что Джордж мало читает, а Фрэнсис постоянно читал. Хотя ее брак с Фрэнсисом нельзя было назвать счастливым, уж точно не настолько успешным, как с Джорджем, но он был куда более безмятежным. Когда они оставались наедине, Элизабет могла позабыть о присутствии Фрэнсиса. Но никогда не забывала о присутствии Джорджа. Он часто наблюдал за ней, и когда она поднимала голову и не натыкалась на его взгляд, то ей казалось, будто он только что отвернулся. Элизабет размышляла, ощущает ли он до сих пор гордость от обладания ею (что весьма вероятно). Будь она более тщеславной, это доставило бы ей удовольствие. Но иногда она ловила взгляд мужа, в котором читалось подозрение.
Она была уверена, что это не подлинное подозрение, скорее это относилось к ее счастью и удовлетворению, в особенности к тому, довольна ли она Джорджем. Он знал, что, несмотря на всю скромность, Элизабет обладает такой уверенностью в себе, которой он никогда не достигнет, поскольку ни разу с самого детства ее уверенность в себе не подвергали сомнениям. Если бы Элизабет встретила герцога, тот немедленно признал бы ее за свою, и через пару мгновений они бы уже болтали на равных. Но может ли она быть счастлива с богатым выскочкой? Не жалеет ли, что связала себя с торговцем, который рекламирует себя на вывеске и отвел часть первого этажа под контору и банк? Не скучно ли ей в компании супруга? Не находит ли она его манеры недостаточно утонченными, разговоры банальными, наряды плохо пошитыми, а родню неподобающей? Подобные чувства не способствовали отдыху и расслаблению. Вскоре после свадьбы Элизабет обнаружила, насколько Джордж ревнив — не только к Россу, хотя, конечно, главным образом к нему, но и к любому мужчине. И потому она вела себя крайне сдержанно с мужчинами, которые, что вполне естественно, учитывая ее внешность, проявляли к ней внимание, а также следила за языком, чтобы ненароком не оскорбить мужа.
В тот вечер Джордж ненадолго вышел, а когда вернулся, они обсудили прием и бал, который планировали устроить в канун Нового года. Это трудно было осуществить в Большом доме — несмотря на претенциозное название, таковым
Конечно же, большая часть танцевального общества Корнуолла могла похвастаться крепким телом и духом, но в данном случае существовала еще одна помеха для успешной организации праздника. Лучшее время для балов в сельской местности — середина лета, зимой же танцы устраивали в городе. Элизабет отдавала предпочтение городу лишь потому, что смогла бы пригласить своих многочисленных старых друзей, с которыми в эту зиму виделась даже чаще, чем за всё время первого брака. Не у всех из них имелся транспорт или деньги, по тем или иным причинам они не могли выбраться в Кардью даже на одну ночь. Но она не настаивала, поэтому уступала во всем, кроме некоторых принципиальных вопросов, и позволяла Джорджу руководить. Итак, выбор сделан в пользу Кардью, музыканты заказаны, приглашен ряд знатных персон, не бывавших там ранее. Джордж надеялся, что имя Элизабет сыграет ему на руку, и гости примут приглашение. Время от времени Джордж пересекался с Бассетами и Сент-Обинами, также как и с Боскауэнами, по делам или в домах у общих друзей, однако они до сих пор не принимали его личного приглашения.
Что касается возраста приглашенных, то тут еще было что обсудить. Джордж проявлял больше интереса к зрелым людям — по причинам социального характера и чтобы представить свой дом в самом выгодном свете, но необходимо было разбавить их щепоткой неженатых и юных, не только чтобы было кому танцевать, но ради придания приему энергии, которой в противном случае будет недоставать. Джордж возражал против приглашения большого количества молодежи. Сам-то он никогда не был молодым, если подразумевать под этим легкомыслие, несерьезность, пылкость и умение веселиться, и потому не терпел подобных излишеств в других. Ему казалось ошибкой снижать уровень морали на приеме, поощряя подобное в Кардью. Ценность молодых людей, если они не являлись титулованными особами или детьми зрелых гостей, была крайне мала по сравнению с производимым ими шумом. А кроме того, если старики Уорлегганы и старики Чайноветы могут встречать гостей своего возраста, то двадцатилетними или совсем молоденькими в Кардью заниматься некому.
— Что ж, — сказала Элизабет. — Мы-то ведь еще и сами не состарились. Правда ведь, Джордж?
— Определенно нет, но ...
— И там будет Морвенна. Разве она не сможет присмотреть за девушками?
Последовала наполненная размышлениями пауза, во время которой они услышали, как подмастерья из лавки седельщика напротив закрывают ставни. Элизабет еще не была полностью уверена, одобряет ли Джордж Морвенну. Он вел себя с девушкой безупречно вежливо, но Элизабет, научившейся читать по его бесстрастному лицу, казалось, что муж излишне напряжен в присутствии Морвенны. Словно считал: вот еще одна из Чайноветов, благородного происхождения, несмотря на скромный вид, вслушивается и всматривается — не допустит ли он какой ошибки, показав, что вышел из низов. Достаточно и одной из этой семьи — жены. Неужели обязательна и вторая?
— Я думал о Морвенне, — сказал Джордж , вытянув сильные ноги в модном, но неудобном кресле.
Когда стало ясно, что больше он ничего не добавит, Элизабет спросила:
— И что же ты о ней думал? Она тебе не нравится?
Джордж встретился взглядом с Элизабет и спросил:
— Как ты считаешь, эксперимент удался? Я о том, считаешь ли ты, что из нее вышла хорошая гувернантка для Джеффри Чарльза?
— Да. Мне кажется, да. Вполне. А ты разве так не думаешь?
— Мне кажется, что женщина больше подходит для обучения девочки. Мальчику нужен мужчина.