Затворник
Шрифт:
– Задохнешься первая, смотри!
– кричал Хвосворту, падал перед соперницей пластом, бил рукой в пол, и тут же подпрыгивал на два локтя, хлопая ладонью об пятку!
– Не дождешься!
– со смехом кричала в ответ плясунья, и шпарила еще резвее прежнего. Как волчок на игральном столе кружилась, только не падала!
– Эх, надсадишься, милая, побереги себя!
– Ты сам-то отдохнуть не хочешь, герой! А то завтра в поле, а ты ногой не сможешь двинуть!
– Не бойся за меня, огненная! Смогу да еще как! Двину так двину! Эх, огненная...
Танцующие кругом невольно
– Огневка, поддай жару! Поддай!
– Покажи ей, парень! Дубравец, давай!
– горланили приезжие.
– Без остановки играй! Без остановки, да веселее!
– приказывали бояре музыкантам, и метали на пол перед ними серебро.
– Сдашься! Сдашься!
– кричал Хвост
– Сам сдавайся!
– крикнула девушка, ударила что есть силы пяткой в пол, и вдруг нога у нее подкосилась, и плясунья едва не рухнула, если бы подскочивший вовремя Хвостворту не успел подхватить соперницу под руки.
– А-а-а-а-а-а!!! Наша взяла!
– закричали по всей столовой храбровцы, верхнесольцы, засемьдырцы и уннаяка. Все смеялись, хлопали в ладоши, стучали кубками о кубками. Смеялся князь, смеялся Коршун, трясся от смеха Пила. Кажется, одна только Стройна, смотревшая со своего высокого места, не менялась в лице.
– Говорил же, сдавайся, пока не поздно!
– ухмыльнулся Хвост.
– Пусти ты!
– крикнула девушка, освобождаясь от его рук. Она сняла с ноги башмачок и потрясла им - Каблук сломался!
Каблук, сбившийся с подметки, болтался кое-как.
– Это все равно! Наша взяла!
– кричали вокруг. Миротворцы тут же вступились за своячку: она не сдавалась, и пляску не бросала. Начали спорить, но без всякой злости и ругани. Все хохотали и хвалили обоих танцоров. Хохотал и Хвост. Но обиженная девушка скинув башмак со второй ноги, убежала из столовой.
Хвост подскочил к столу, где сидел Пила. Голова Хвостворту была как водой облита. Мокрые волосы пристали к лицу. Он дышал, раскрыв рот, как собака, едва не роняя язык. Налил себе полную чашу, осушил одним духом и прохрипел:
– Пошли спляшем, брат!
– Ну ты дал жару, брат!
– смеялся Пила.
– Пошли!
– не унимался Хвост - Пойдем, разомни ноги!
– Н-е-е...
– махнул Пила рукой.
– Э-э-э-эх, брат!
– крикнул Хвост - Штаны просидишь!
Он резко развернулся к залу, и раскинув руки, снова бросился вперед, в пляс! В мыслях у него теперь было одно: всем показать, что силы у него остались, и что если бы не разнесчастный каблук, то все равно победа была бы за ним.
Пила только молча смотрел со своего места, и улыбался себе в усы.
"Пойти и правда, тоже сплясать - подумал он - что сидеть сиднем!"
Допил свою чашу, и уже приготовился вставать с места.
– Что, нравится?
– вдруг услышал он рядом вроде бы как знакомый голос.
– А...
– Пила обернулся. Рядом с ним, облокотившись на край стола руками, и чуть подавшись вперед, стояла девушка. Она улыбалась не очень широко, не размыкая губ, и улыбка ее, и сам взгляд, были... были не то, чтобы не приветливыми, и не то, чтобы не радостными, и не то, чтобы не добрыми... но первым делом замечалось не это все, а лукавинка, озорство, или чертенок, игравшие в ее чуть прищуренных глазах. С таким взглядом, с вздернутым кверху кончиком носа, она была похожа на молодую хитрую лисичку.
– Нравится, спрашиваю!
– повторила она. И Пила вспомнил, где слышал этот голос - незнакомка говорила с ним на второй день по приезду компании в Каяло-Брежицк, на лестнице в отроческом доме. Пила тогда не рассмотрел ее толком, а про себя подумал, что хорошо бы этой случайной его собеседнице оказаться красивой. Теперь же, глядя на нее воочию, он с некоторым удовольствием отметил, что да, девушка эта действительно была красавицей. Тут же он заметил, что уже видел ее на Струге.
– Ну... да, нравится.
– сказал он - А я тебя знаю. Князь, когда в город приехал, заходил с нами в хоромину, ты его встречала у крыльца хлебом-солью.
– Да, это я была.
– ответила девушка - мне такую честь доверили, встречать вашего князя у входа в дом, такая вот я важная птица.
– Что ты за птица?
– спросил Пила.
– Я Баса дочь. Его весь город знает. Он - ключник той хоромины, в которую вас поселили.
– Понятно. А здесь что делаешь?
– Меня отец прислал, чтобы вам гостям прислуживать.
– Тебя-то почему, если у тебя отец такой известный?
– спросил Пила.
– Ты, смотрю, вообще в таких делах простой!
– засмеялась незнакомка - Тут сегодня половина прислуги, кто еду подает - это дочери больших бояр! Понимаешь? Почетным гостям - и прислуживать почетно! Если сама княгиня только что вашему князю подавала вино, а потом забрала пустую чашу, так нам-то с чего бесчестье? А потом мне сказали, что тут какой-то приезжий всех мастеров в шашки обставляет. Я и пришла посмотреть, что за умник. А ты, оказывается, уже про шашки забыл, и на девок наших заглядываешься!
– Хорошо плясала та девчонка.
– А это, кстати, сестра моя родная.
– девушка села за стол почти напротив Пилы.
– Пляшет она - загляденье, да! Она и поет, и пляшет - всегда лучше всех. А еще на коне скачет, не хуже бояр! Из лука стреляет, рыбу бьет острогой. Такая бойкая! Ее и зовут - Огневка.
– А тебя как зовут?
– спросил Пила.
– Меня Лиска. Слушай, я как раз спросить хотела - Лиска положила локти на стол, и сказала как бы по секрету - Сестра хочет узнать про одного человека. Он с вами живет в комнате.
– Это про Хвоста, что ли?
Пила нисколько не удивился, что так скоро в этом месте какой-то девушке приглянулся его брат. Хвостворту, несмотря на свой речевой изъян был собой хорош, и девкам за это нравился. Еще больше им нравился бойкий характер Хвоста, решительность, с которой он подходил к любой, кто приглянется, беззастенчивость его, неприятие никаких отказов, алчность горящего взгляда и щедрость шепелявого языка. И то, с каким жаром он выплясывал только что перед дочерью ключника, конечно, тоже не могло ее не привлечь.