Затворник
Шрифт:
– Я, честный боярин!
– ответил Хвост, не являя лицом ни капли смущения.
– Чего ж ты так плохо к походу приготовился?
– спросил воевода.
Хвост растерялся на миг, но тут вперед выступил Коршун. Сам он в поход надел на тело короткую чешую, до сих пор свернутую в торбе, а на голову - шлем-колодку, чуть заостренный кверху.
– Позволь сказать, воевода!
– попросил воин - Этот парень три года в горах бился с бенахами, из ополчения попал в бояре, потом в плену был, бежал! А не снарядился он потому, что ехал не на войну, а только за братом. Брат его - вот он.
– Коршун показал на Пилу - Тот самый, герой, что в Новой Дубраве укокошил злыдня.
"Опять про это геройство чертово!" - зло подумал Пила.
– "Сколько
Месяц удивленно смотрел на него.
– Это правда?
– спросил боярин.
– Правда.
– буркнул Пила, отведя глаза в сторону.
Месяц удивился еще больше - Он никогда не видал, чтобы о таком славном подвиге, совершивший его человек говорил с такой явной неохотой. Но ничего больше не спросил.
– Ну...
– замялся он - Что ж, злыднебои нам нужны, как никогда... А ты - повернулся он к Хвостворту - Если правда такой удалец, и сражаешься так же лихо, как пляшешь, то скоро добудешь себе и меч, и броню, да не одну.
В довершении Месяц забрался в седло, и поставив коня по правую руку от княжеского, сказал речь:
– Добрые люди! Ратаи!
– говорил он - Сами знаете, какая беда надвигается на нас! На нас - это сегодня значит не на Струг-Миротворов, не на Храбров, не на Степной Удел, а на всю ратайскую землю, от здешних пределов до самой дальней полуночи! Кто истязал нашу страну при Затворнике, тот сегодня идет на нее с войском Дикого Поля! Первое их нашествие на Миротворов Удел было страшным, все знаете, а нынешнее - вдвое страшнее, потому что враги хотят нас не привести к покорности, не запугать, не ограбить, а истребить под корень, хотят чтобы все мы, вся земля, захлебнулись кровью и сгинули в огне! Хотят за одну голову, отрубленную пять лет назад, порубить многие тысячи голов!
Добрые люди! Вот нас здесь десять сороков. А врага перед нами - сорок раз по сорок сороков! И никакого войска, кроме нас, между городом и табунщиками нет. Сможем мы их победить? Нет, не сможем! Если будем биться, как бились древние витязи из песен, если каждый из нас по дюжине врагов убьет - и того будет мало! Поэтому знайте сразу, что идем мы в поле не разбить ыкунов, и не прогнать их в степь. Так шел князь Мудрый с сильным войском, но и его сил не хватило! А мы идем - задержать приход кизячников к Каяло-Брежицку! Будем их бить, но бить по-ихнему, по-степняцки: Не бодаться с ними, стоя на одном месте, а ходить быстро и тайно - появляться и исчезать. Будем на мелкие отряды нападать, а большому войску будем только хвостом перед носом махать, махнули - отошли, махнули - скрылись, чтобы они по всему полю от Каили до Черока рыли носом землю, а мы - тут как тут, но с другой стороны, и бьем им в самую бороду!
Помните еще вот, что: мы идем в Поле не чтобы искать себе чести и славы! Мы не вольные люди, мы - защитники Стурга-Миротворова, каждый из нас в ответе за город! Наши головы сегодня принадлежат городу и стране, сложить их, даже с великой честью, мы не вправе! Погибнем - не станет у города и у страны четырех сотен защитников, а каждый человек сейчас на счету! Наше задание - не только задержать приход врага к городу, насколько можно, но еще, когда враг к городу все же подойдет - стоять на стенах, и отражать натиск!
А теперь по коням, братья!
Смирнонрав вел дружину на восход, поодаль дорог и широких открытых мест, петляя меж голых вершин холмов. Ехали очень быстро, но часто останавливались в укромных рощах и балках, рассылали кругом разведчиков, сменяли коней. Отправляли разведку во встречные деревни, и все их находили брошенными. К городам тоже близко не подходили - вскоре в любой город могли войти табунщики, и что тогда они смогли бы выпытать у жителей! Лишь посылали к воротам гонцов, и расспрашивали стражу о табунщиках: В Двух городищах, самых близких от Струга-Миротворова, ыкунов вживую еще не видели, а в Малочарокске, что стоял в трех переходах от столицы, вчера заметили со стены ыканский конный отряд человек в полсотни. Видели также в последние дни, как поднимался в разных сторонах дым от горящих поселков, иные - не дальше, чем за пять поприщ. Скоро стали попадаться на пути полка и сами эти поселки - завалы из угля и обгорелых бревен. Жители из них спасались в городах, или бежали на закат, и табунщики, найдя деревушки и хутора безлюдными, не в силах тот же час добраться до людей, вымещали свою злобу на домах, овинах и курятниках. Но кострищ, множества конских яблок и объеденной травы, как остается после долгой стоянки большого отряда, нигде не встречали. Ыканцы приходили мелкими стаями, и скоро снимались, может быть - уходили к главному войску. Уже ближе к вечеру разведчики, посланные осмотреть дорогу на Горбунов, донесли о новой находке: Посреди дороги - рассказывали они - стояли четыре телеги. В одной из них мертвая старуха, рядом на земле - тела шестерых мужчин, ратаев по виду. Женщин и детей рядом не было. Коней из повозок ыканцы выпрягли и увели, коров и другую скотину, которую наверняка вели с собой беженцы - тоже.
– С телами что сделали?
– спросил князь.
– Ничего.
– ответил боярин-разведчик - Не стали их трогать. А что с ними делать?
– А давно лежат?
– спросил Месяц.
– Да вроде не первый день уже. Но пока целые. Глаза вот только...
– Провожать как положено сейчас нет времени.
– сказал Месяц - Но и бросать нельзя.
– Надо - сказал Быстрый, шевеля обвислыми усами - сложить тела в телеги, и предать огню, а самим - покосился он на разведчика - посмотреть со стороны, не придут ли кизячники на огонек.
– Хорошо боярин сказал.
– согласился Месяц - Ыкуны если увидят дым, могут решить, что кто-то мертвых нашел и провожает, либо решат, что своих встретили, и правда, могут прийти посмотреть. Надо веток в костер побольше, пусть дымит хорошенько. Что скажешь, светлый князь?
– Так и сделаем.
– сказал Смирнонрав - Далеко это место?
– спросил он разведчика.
– Поприща три или четыре.
– Возьмите двадцать человек.
– велел князь - Двоих пошлите к самим телам, пусть мертвых уложат в повозку, и прямо в ней поджигают. Другие пусть из засады смотрят, подойдут ыканцы или нет. Если подойдет их мало - нападайте, и сколько можно, берите живьем. Если придет отряд, то проследить, в какую сторону уйдут. До темноты ждать, потом возвращаться.
– Светлый князь!
– окликнул его Рассветник - Пусть не до темноты, а до заката обязательно вернутся!
– Да. До заката возвращайтесь.
– подтвердил Смирнонрав - Остальным ждать здесь, в готовности.
– Огней не зажигать!
– добавил Месяц.
– Рассветник, ты что скажешь?
– спросил князь - Что-нибудь... слышишь.
– Есть что-то.
– сказал Рассветник - Не близко, но и не далеко. На ночь нам нужно затаиться.
Разбили лагерь в байрачной роще. Снова разослали всадников во все стороны. Рассветник с Коршуном и Клинком, и обоими дубравцами стали ужинать - достали сало, яйца, мед и зелень. Рассветник преломил и раздал хлеб, испеченный на Струге до рассвета. Такую роскошь они могли себе позволить только в первый день похода, а дальше придется обходиться сухарями.
Коршун за едой рассказывал братьям про свои подвиги в горах, потом стал расспрашивать у Хвоста про его службу, и про вылазки за Хребет в отряде Беркута.
– Как ты попал-то к нему?
– спросил Коршун.
– Я же говорил, он меня на Ясном Перевале нашел.
– сказал Хвост.
– Как это, нашел?
– спросил Рассветник.
– Да так. мы там стояли сначала полком. Наши, когда отбили перевал у бенахов, то до осени торчали возле него, большой силой, и ходили на бенахскую сторону в долину. А как захолодало, то ушли к себе, на рассвет. А чтобы за зиму бенахи снова не залезли на перевал, там нас оставили. Сначала человек двести было. Стояли месяц, потом второй, холодает, ветры все крепчают, злятся. Ну, знаешь же сам наверное, какие зимы в горах?