Затворник
Шрифт:
– Да ничего, милая!
– ответила Кормахэ - Все утряслось, слава Небу и вам с госпожой!
Они обнялись, и болтая на ходу, пошли куда-то в сторону: Одна огромная, грязно-серая, в оружии с ног до головы, другая - ей по плечо, изящная, легкая, вся белая, и такая чистая, словно светилась изнутри. Хвост изумленно моргал глазами им вслед.
– Эй, стреженец!
– одернул его краснолицый бенах-весельчак - Смотри, глаза проглядишь! Пойдем-ка, барахло сбросим - да булькаться в тепленьком! Спеши, пока воду не замутили!
Хвостворту пошел, куда все.
Матьянторцы сложили свои пожитки, разделись до тельного,
Но Хвоста занимало не это. От кипящих пышущих паром ключей, горячая вода по канавкам стекала в ванны, выложенные серым и белым камнем. Разные - круглые и овальные, маленькие - в самый раз для одного человека, и большие - на целый десяток, одни открытые, другие - обнесенные сверху дощатыми стенками и увенчанные крышей. всего их было дюжины две. И люди, с серой от грязи кожей, с лицами, черными от копоти костров, опускались в эти странные но, черт, такие потрясающе приятные купальни! Кажется, даже обильная еда и сон на теплой траве не были так кстати после множества дней лесных скитаний! Хвост влез в одну из ванн, растянулся в ней, и каждая мышца, каждая косточка в нем запела...
– О-о-о-о-о-о...
– слышалась отовсюду.
– Во-о-о-о-о-от же ж твою ж...
– протянул Хвостворту.
Он лежал, балдея как свинья в луже, и думал что не в жизнь на захочет встать. Прямо ощущал, как грязевой панцирь на нем растворяется, и из-под слоев нечистот начинает пробиваться живая кожа, как теплые волны обдают его при каждом движении. И нега, нега неописуемая во всем теле... Он лил воду себе на голову из ладоней, и прозрачная в ладонях, вода сбегала по его лицу черными струйками. Мало было поливаться - Хвост нырял с головой, под водой тормошил волосы что было сил, а вынырнув, высунул язык, как собака, и упал затылком на каменную оградку купальни.
– Все!
– сказал он в голос - Не в жизнь отсюда не уйду! Пусть еще есть сюда жрать мне приносят, и я тут остаюсь!
– Прямо в бане, что ли?
– смеясь, крикнул из соседней ванны краснощекий. Распаренный и отмытый, он покраснел еще больше, и был теперь по цвету сродни свекле.
– Да. Прямо тут! Весь век здесь проваляюсь... Ох, хорошо-то как!
– добавил он, набрал в грудь воздуха, и снова с головой ушел под воду.
Из села прибежал паренек, и сказал Сотьеру, что ужин уже накрывают. Военачальник встал во весь свой великанский рост, и сказал так, как иные люди кричат во все горло:
– Домываемся, и ужинать! Кто захочет - после еще поваляетесь, а сейчас Хозяйка ждет, нам нельзя ее не уважить!
Матьянторцы, поплескавшись и понежившись еще немного, стали по одному выходить из воды. У дорожки их встречали двое сельчан с целыми мешками белья: Каждому гостю они давали полотенце, портки и рубаху с поясом. Сколько такого добра у них было припасено, и на какой случай - Хвосту было лень и думать. Дождавшись, пока из купален выбрались почти все, и тянуть дальше было неудобно, Хвостворту
Потом был ужин на площади посреди села, не на скатертях на траве, а за длинными столами и со скамейками к ним. При свете тех же волшебных фонарей. Снова было хоть отбавляй самой отличной еды. Но Хвост уже не набивал поскорее живот чем попало, а старался попробовать кусочек от каждого блюда, ломтик от каждого пирога, и из каждого горшка зачерпнуть и посмаковать хорошенько. Местных за столами почти не было, только хозяйка и несколько важных мужей сидели во главе полукруга столов. Кувалда с ее названной сестрой появились чуть позже, и сели от Хвостворту на другой стороне площади. Кормахэ уже успела отмыться и переодеться в то же, что и остальные матьянторцы - в мужское, как ей, наверное, было привычнее. Они с названной сестрой болтали между собой без умолку, но о чем - Хвост не слышал. До дубравца доносился только смех, в который обе покатывались через два слова - кувалдин громоподобный хохот, и звонкий, радостный смех светлой девушки.
"Наверное, ни на минуту не замолкали.
– подумал Хвост - Все время, что мы мылись и ходили, они проболтали! Бабы! Вот теперь видно, что баба!" - заключил он мысль о Кувалде.
3.8 ХОЗЯЙКА БАБЬЕГО ЦАРСТВА
После ужина Сотьер простился за всех с хозяйкой и еще раз поблагодарил ее. Матьянторцы отправились к своей стоянке у окраины села. Кувалда со всеми не пошла, а опять пропала куда-то с названной сестрой.
У лагеря уже были разбиты те же шатры, что утром стояли на водопадах. Местные собрали их и перевезли сюда - для гостей, что не хотели снова спать под открытым небом. Впрочем, таких было немного. Костров никто не зажигал: тепло было без огня, а для света принесли с площади несколько фонарей. Еще селяне раздали бенахам подстилки, и войлочные валики под голову. А все их вещи попросили сложить в кучу, чтобы назавтра женщины могли забрать и выстирать хорошенько.
– Вот это здесь почет так почет гостям!
– радовался Хвост.
– Да! Насчет этого у них без дураков! Все как положено!
– согласился Валтоэр.
– Скажи, Валтоэр!
– спросил его Хвостворту - А кто здесь - кувалдина сестра?
– А ты не видел, что ли?
– спросил старшина - Та, с которой она за столом сидела.
– Так это она - царица и хозяйка тут?
– Ну да.
– А та, постарше - кто?
– спросил Хвост.
– И она тоже царица.
– сказал Валтоэр.
– Что, две их, что ли?
– удивился дубравец.
– А небо их знает. Их и двое, и одна. Так они говорят, и поди их пойми! Сам Кормахэ расспросишь, если она, конечно, вернется сегодня.
Кормахэ вернулась затемно, когда над краем гор повисла луна, а Хвост уже отходил ко сну. Еще издалека Хвостворту услышал, как она окликает и спрашивает его, разыскивая среди лагеря.
– Ты вот, что: - сказала Кормахэ земляку - Сестра велела тебя позвать. Пойдешь сейчас к хозяйке.
– Зачем?
– встревожился Хвост. Несмотря на все блаженство этой страны, у него из головы не выветрились его прошедшие невзгоды и страхи. Ему сразу вспомнился тот допрос ночью, в разгромленном турьянском лагере, и как живые, уставились на него глаза измученного пленника.