Зауряд-врач
Шрифт:
Миша изо всех цеплялся за мечту. Киваю. Зачем огорчать хорошего человека?
– Если не прогонят.
– Вас? – Миша прижимает руки к груди. – О чем вы, Валериан Витольдович?! Вас все любят: врачи, сестры, раненые. Даже Кульчицкий благоволит. Вот дал выпить и закусить, – Миша указывает на стол. – Мне даже бесполезно просить. Николай Карлович к вам, как к сыну. А я? Кому нужен бедный еврей?
Глаза у него влажнеют. Началось. Наполняю чарки.
– Хочу выпить за вас, Михаил Александрович! За вашу светлую голову и золотые руки настоящего врача. За то, чтоб мы пережили эту войну, и вернулись домой.
Миша улыбается и берет чарку. Глаза подсохли. Человеку нужно,
– Будем!..
– Таким образом, применение стента при операциях на разорванных сосудах может спасти раненого. Разумеется, если помощь не запоздает. Но стенты можно применять и в других целях. Например, при аневризме сосудов, или их засорении отложениями. Сегодня такие операции не проводят. Но о них позже…
Смотрю в зал – он полон. Пришли даже репортеры. Им-то что нужно? Скольжу взглядом по лицам. Седина, аккуратные бородки, мундиры… Заслуженные военные врачи с большой практикой. Я для них мальчишка. В устремленных на меня взглядах читается недоверие.
– Я взял на себя смелость сделать несколько образцов стентов. Они изготовлены из платины. Этот металл не отторгается человеческим организмом.
Отхожу от кафедры и передаю коробочку Бурденко, который сидит в переднем ряду. Либезон сделал стенты. После чего отполировал и поместил в гнезда бархатной коробочки.
– Зачем? – удивился я.
– Должно быть красиво, – улыбнулся он. – Я же ювелир.
Стенты привлекают взгляд. Вытянутая сеточка из платины с ромбовидными отверстиями. Концы проволочек закруглены. Труд огромный. При этом Исаак Моисеевич ограничился авансом.
– Хочу внести вклад в науку, – объяснил мне. – Пусть все знают, что первые стенты в мире сделал старый Либензон. Не забудьте сообщить об этом в докладе.
Сообщу, конечно, не жалко. Коробочка пошла по рукам. Некоторые из врачей достают стенты и внимательно рассматривают. Надеюсь, я их заинтересовал.
– Методика операций представляется такой…
Разворачиваю и вешаю перед кафедрой плакат с рисунками. Его склеили из листов бумаги. Рисовал я, сестры милосердия раскрашивали гуашью. Главной трудностью было эту гуашь отыскать. С трудом, но нашли. Сестры постарались – рисунки яркие и доходчивые. Не типографский оттиск, конечно, но для этого времени замечательно. Беру указку и начинаю показ. В задних рядах приподнимаются – плохо видно.
– Эти схемы я оставлю здесь, – успокаиваю любопытных. – Любой сможет их рассмотреть позже, а пока отвечу на ваши вопросы.
В зале встает немолодой врач. Седина в волосах, погоны надворного советника. Здесь все в чинах, я единственный зауряд-врач.
– У меня вопрос, коллега! Если правильно понял, вы ни разу не применяли стенты на практике. Но предлагаемая вами методика выглядит так, как будто используется давно.
М-да, мне этих зубров не обмануть. Впрочем, нечто подобное ожидалось.
– Я отрабатывал ее на трупах. Использовал различные материалы. В ходе экспериментов и сделал выводы, как о методике операций, так и форме и размерах стентов.
В зале кивают. Отработка на трупах – основной метод в этом мире. Некоторые из присутствующих смотрят с уважением. В условиях фронтового лазарета найти возможность для исследований… Хорошо, что Карловича нет в зале – при нем бы не прокатило. Понимаю, что врать нехорошо, но без этого не внедрить. Надо заронить идею. В медицине новшества приживаются тяжело. Катетеризация мочевого пузыря используется со времен древних
– Значит, вы не применяли стенты при операциях? – не отстает надворный советник.
– Не было такой возможности. Если представится – непременно использую.
– А риск?
– Раненый с разорванной артерией обречен. И если малейшая возможность его спасти…
– Вы уверены, что у вас получится?
Бурденко встает.
– Полагаю, у нас не оснований сомневаться в способностях Валериана Витольдовича. Он успешно прооперировал тяжелораненого командующего фронтом, у которого пуля повредила легочную артерию. Скажу честно, я б на такое не решился. А вот Валериан Витольдович не колебался. Думаю, нам следует поблагодарить его за это, а также за интересный доклад.
Зал аплодирует.
– Война – тяжелое испытание для страны. Но одновременно она дает возможность врачам ввести практику новые способы.
Николай Нилович знает, о чем говорит. В моем мире он отработал методику операций на головном мозге во время Первой Мировой и гражданской войн.
– А сейчас – обеденный перерыв.
Народ дружно встает. Бурденко жмет мне руку. Подходят другие врачи, благодарят. Один протягивает мне коробочку со стентами. Все на месте, ни один не заныкали. Хотя о чем я? Понятие чести в этом мире не пустые слова. Запятнать себя – катастрофа. Это в моем мире сплошь и рядом фальшивые диагнозы и лечение несуществующих болезней. Там назначают фуфломицины, которые помогают, как мертвому припарка, но зато приносят прибыль фармацевтам. Последних и вовсе нужно расстреливать через одного, после каждого первого. Здесь этого нет. От врача, ставящего фальшивые диагнозы, отвернутся коллеги, и он потеряет практику. После чего вешай халат на гвоздик.
– Валериан Витольдович, составите компанию? – интересуется Бурденко.
С огромным удовольствием!
[1] Стихи Льва Ошанина.
[2] Автор слов Леонид Дербенев.
Глава 9
Накаркал…
Конференция проходит в военном госпитале. Это удобно. Выслушали доклад, переместились в палату, осмотрели прооперированных. Затем вернулись и обсудили. Под конференцию отвели зал во флигеле, в самом госпитале свободных помещений не нашлось. Палаты здесь огромные, и они заняты ранеными. По возвращению из ресторана (мы же врачи, в трактирах не едим!) я увидел во дворе вереницу повозок с красными крестами на брезенте. Очередная партия с фронта. В Минск раненых доставляют на поездах, а затем распределяют по госпиталям и лазаретам — здесь их несколько. Санитары выгружали раненых, клали их на носилки и несли в здание. Там пациентов будут сортировать и формировать очередь на операцию. Госпитальные хирурги, принимавшие участие в конференции, отделились от нашей компании и потянулись к крыльцу – для них наступила горячая пора. Стали останавливаться и мы.