Зауряд-врач
Шрифт:
«Блажен кто верует, тепло ему на свете!»
«Отстань!» – приказала Мария. И голос отстал.
На встречу с государыней меня выдернули из палаты, где я обходил прооперированных солдат. Прилетел посыльный с выпученными от усердия глазами и передал повеление Загряжского явиться к нему немедленно. Что я и сделал.
– Телефонировали из приемной государыни, – сообщил Филипп Константинович. – Вам надлежит немедленно прибыть к ее секретарю.
–
– Нет. Но, думаю, это связано со статьей в газете, – предположил Загряжский.
Я кивнул. «Московский листок» не самая популярная газета, однако статью в госпитале заметили. «Листок» ходил по рукам. Я ловил любопытные взгляды коллег и видел, как они шушукаются в коридоре. Ко мне, впрочем, не приставали. То ли из деликатности, то ли из опасения, что запишут в компанию.
– Чтобы ни случилось, – продолжил Загряжский, – я на вашей стороне и хочу, чтоб вы об этом знали. Пора прекращать это безобразие!
– Спасибо, Филипп Константинович! – поблагодарил я. – Пойду.
– Извозчика не ищите. За вами выслан автомобиль.
Даже так? Крепко я наступил кому-то на мозоль.
Автомобиль доставил меня к дому губернатора, где временно проживала императрица. Подскочивший порученец отвел меня в приемную. Там ко мне подошел мужчина лет сорока в вицмундире.
– Господин Довнар-Подляский?
Я подтвердил.
– Ожидайте! Возможно, вас вызовут к императрице.
Я пожал плечами и устроился на свободном стуле. Мне его не предложили, но я решил, что так будет удобнее – с утра на ногах. Тип в вицмундире наградил меня неприязненным взглядом. Я в ответ широко улыбнулся. Плевать мне на жополизов! Не в первый раз на ковер вызывают.
Ожидание не затянулось. Из дверей кабинета вывалился престарелый, грузный генерал с красной рожей. Не глядя по сторонам, он вышел из приемной. Тип в вицмундире скользнул в кабинет, и скоро явился обратно.
– Господин зауряд-врач! Вас ждут.
Я встал и отправился на правеж. Ничего хорошего от встречи с императрицей я не ждал, и предчувствие подтвердилось. Меня сходу попытались поставить в коленно-локтевую позу. В этом императрица походила на мою бывшую тещу – за той водились аналогичные замашки. Я наезд отбил и выкатил встречные претензии. Когда тебя не раз сношают в высоких кабинетах, навостришься отгавкиваться. Разговор проходил нервно, и не затянулся, хотя все, что хотел, я высказал. В результате получил обещание сгноить меня на фронте. Испугали бабу толстым членом! Это тыловым крысам угроза отправить в зону боевых действий кажется катастрофой. У меня противоположное мнение. Там кровь и грязь, и легко могут убить, но зато все честно, и люди служат хорошие. Дерьмо не задерживается.
Автомобиль в обратную дорогу мне не дали, я поймал извозчика и поехал в госпиталь. По приезду меня немедленно потащили к Загряжскому.
– Как там? – спросил он, едва я переступил порог.
– Нормально, – сказал я. – Был удостоен аудиенции у ее императорского величества.
– Что она сказала?
– Назвала меня наглецом и выгнала
– Валериан Витольдович! – он схватился за голову. – Я знаю, что вы нигилист по убеждениям и пренебрежительно относитесь к властям. Но нельзя же так с ее императорским величеством!
– А я ничего дерзкого не говорил.
– Тогда почему вас выгнали?
– Она стала пенять мне за разговор с репортером. Я ответил, что у меня не было иной возможности донести свою точку зрения до властей. Что нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.
– Боже! – он поднял очи горе. – Следовало повиниться. Попросить прощения.
– За что? Разве я виновен в сложившемся положении? В смерти тысяч раненых?
– Но не императрица же!
– А кто назначил на должность эту дубину Муравьева? Я, что ли?
– Муравьев отправлен в отставку.
Я удивленно уставился на Загряжского.
– Мне звонили из Ставки. Сообщили новость и о том, что ему ищут замену. Называли несколько фамилий. Я хоть начальник госпиталя, но меня держат в курсе.
Ну, да. После удаления простаты у Алексеева Загряжский от главнокомандующего практически не отходил. Влез без мыла.
– Грядут большие перемены, Валериан Витольдович!
– Значит, не зря затеял. А вы боялись.
– Вы невозможны! – вздохнул Загряжский. – Идите!
И я пошел. Вечером меня вновь потащили к начальству. В этот раз в кабинете Загряжского был и Бурденко. Выглядел он взволнованным. Я заметил на плечах его вицмундира погоны с зигзагом и вензелем. До этого были чистые и с двумя просветами. Коллежский советник стал статским, почти генеральский чин.
– Здравия желаю, выше высокородие! – поприветствовал я Бурденко.
– Оставьте, Валериан Витольдович! – отмахнулся он. – Днем меня вызвали в Ставку и сообщили о назначении главным хирургом фронта и о повышении в чине.
– Поздравляю!
– Это что! – сказал он. – На должность отправленного в отставку Муравьева назначен академик Николай Александрович Вельяминов с самыми широкими полномочиями. Я беседовал с ним по телефону. Он одобрил ваши предложения по переустройству помощи раненым и поручил мне сделать это в масштабах фронта.
– Замечательно!
– Только не в отношении вас, – вздохнул Бурденко. – У меня приказ отправить зауряд-врача Довнар-Подляского для дальнейшего прохождения службы на самый опасный участок фронта.
– Под Сморгонь, – уточнил Загряжский. – Противник там постоянно обстреливает наши позиции и атакует их. Пытается улучшить свое положение.
– За полгода там погибло двое врачей, – добавил Бурденко. – О санитарах и говорить нечего. Их буквально косит. Вас посылают в пекло, Валериан Витольдович! Мои возражения по этому поводу оставлены без внимания. Сообщили, что это повеление императрицы, и оно не обсуждается. Но это несправедливо! Вы принесли пользу Отечеству, стали причиной перестановок в медицинской службе государства. Благодаря вам я получил повышение. Но я не хочу карьеры на вашей крови, и собираюсь отказаться от этого назначения.