Завещание 2. Регина
Шрифт:
– Что ты делаешь? – услышала я шепот мамы. – Регина нас услышит.
– Пусть не только слышит, но и видит! – громким шепотом заявил папа. – Я так долго ждал, что сейчас готов кричать, – но вместо крика раздался приглушенный звук поцелуя. – Я хочу, чтобы все знали, что ты моя.
Я широко улыбнулась. Ну наконец-то!
– Ты с ума сошел? – возразила мама все тем же шепотом.
– Да, давно. И тебе это прекрасно известно.
Звуки поцелуев раздались вновь.
Я не выдержала и выглянула в прихожую. Папа обеими руками прижимал маму к себе и даже вдохнуть
Илья целовал меня не так. Я, почему-то сразу это поняла. Страсть, которую я сейчас наблюдала, была смешана с нежностью и с бесконечным обожанием. В страсти Ильи была лишь похоть. Оголенная и бесстыдная. Он выставлял ее на показ и меня вместе с ней. Не было в этом ничего сокровенного. Никакого таинства.
То, что я видела сейчас было похоже на голод. На голод не по плоти, а по человеку. В целом! На страсть без похоти, но с желанием. С желанием, которому невозможно противиться. Желанием, которое порабощает. Но становясь рабом, ты получаешь возможность подняться в невесомость, продолжая вдыхать полной грудью.
Папа прижимал маму к себе сильно, но так бережно, словно она была статуэткой из самого хрупкого стекла. Будто, если он чуть сильнее вздохнет рядом с ней, она рассыплется. А ему так хотелось уберечь ее. От всего на свете. И я была за маму спокойна, потому что понимала, этот человек убережёт ее от всего.
Как бы мне не хотелось их прерывать, но, чтобы нечаянно не стать свидетелем чего-то непотребного, я решила обозначить свое присутствие, наступив на скрипящую доску в полу. Как только раздался этот тихий звук, мама тут же, словно ошпаренная, отскочила от папы, и залилась краской, словно школьница, застуканная в объятьях преподавателя. Он же укоризненно посмотрел на меня.
– Ну, как все прошло? – с улыбкой спросила я.
– Отлично! – объявил папа и притянул маму спиной к себе, зарываясь носом в ее волосы, тут же прикрывая глаза и делая глубокий вдох, словно в маминых волосах собрался весь необходимый ему кислород.
– Килим, прекрати, – попыталась она вырваться из его медвежьей хватки, но куда уж там.
Этот хищник слишком долго ждал свою добычу, так что вряд ли в ближайшие несколько лет ей удастся высвободиться из его рук.
– Шикарно смотритесь, – еще шире улыбнулась я. – Когда свадьба? – подколола их я.
– Об этом пока рано, – сказала мама.
– Завтра! – одновременно с ней заявил папа.
Даже я округлила глаза от его прыти.
– Нет, нет, нет! Моя хорошая, я не собираюсь ждать больше ни минуты. Если бы ЗАГС работал сейчас, мы бы уже ехали туда. Но он уже два часа как закрылся. Я конечно же мог бы козырнуть своей должностью и вызвать сотрудников на работу. Только наглеть не хочется. К тому же, я столько лет ждал, так что смогу еще чуть-чуть потерпеть. Но только до завтрашнего утра!
Я громко расхохоталась. А мама покраснела, словно малолетняя девчонка. И в эту минуту я поняла, насколько
– Отличная идея! – решила я помочь папе додавить маму. – Как раз успеем до моего завтрашнего рейса.
– Ты уже завтра улетаешь? – удивилась мама и даже перестала вырываться из папиных рук.
– Да, я прилетела лишь за теплыми вещами.
– А я-то думала, что твой день рождения мы отметим вместе, – она заметно расстроилась.
– Извини, мам, я и так лекции пропускаю. К тому же, меня ждут друзья. Я думала отметить вместе с ними.
– С этим твоим Ильей? – насторожилась мама.
– Что за Илья? – включился в разговор папа. – Это тот самый один?
– Да, – улыбнулась я.
– Может он и один, – вмешалась мама. – Только я не уверена, что он тот самый.
– А это уже решать только ей, – укоризненно сообщил маме папа.
– Если бы ты все знал, ты бы так не утверждал, – почти перебила она его.
– Так, – протянул он. – Что я должен знать?
После этих слов мы втроем вернулись на кухню. И снова был чай, и снова пирог, и мой рассказ. И так внутри было хорошо, глядя на этих двоих, строящих из себя строгих родителей, когда обоим больше всего на свете сейчас наверняка хотелось остаться наедине друг с другом. Правда теперь папа смело и не таясь касался мамы, но исключительно в приличных местах. Это, видимо, при мне. Обнимал ее. А я видела, как она млела от его прикосновений. Что же будет, когда я отправлюсь спать? Вряд ли папа поедет к себе, когда ему, наконец, дали «доступ к телу».
– Ну и мудак твой Илюша, – сообщил мне папа, когда я закончила свой рассказ.
– Килим! – укоризненно воскликнула мама.
– Да брось, она уже взрослая. И в своей общаге далеко не таких выражений наслушалась.
– Правда? – обратилась ко мне мама.
Я многозначительно промолчала.
– Значит так, малая, – начал свои отцовские нравоучения папа, – этот Илюша и ноготка твоего не стоит.
– Как ты можешь это утверждать, если ты его ни разу не видел? – удивилась я, особо не возражая его суждениям.
– Если при виде него у тебя не уходит земля из-под ног и глаз не горит, значит он точно не тот, кто тебе нужен, – просто ответил он мне. – А огонька в зрачках я у тебя как-то не заметил.
А земля действительно не уходила. Да, нравился. Да, льстило, что первый парень академии встречается со мной, невзрачной простушкой даже не из провинции, а из глубокой глубинки. Но того, что я видела в глазах, сидящих передо мной на этой кухне людей, не было. В прикосновениях Ильи не было и толики того трепета, с которым папа касался мамы. Не было той нежности и любви, о которой сейчас кричала представшая передо мной картина: тихий вечер, кухня, двое, он и она, и весь окружающий мир замирает, позволяя этим двоим насладиться мгновениями этой простой близости. Близости душ и сердец. Близости сознаний. Близости стремлений. А стремились эти двое точно в одном направлении. И сейчас этим направлением была я.