Завещание Джеффри
Шрифт:
— Могу я взглянуть на эти ваши инструкции? — попросил полковник.
Джоэнис передал ему бумагу. Полковник изучил документы и вернул их.
— На вид — в полном порядке, — сказал он. — Вам следует немедленно явиться в указанный кабинет.
— Тут-то и зарыта собака, — сказал Джоэнис. — По правде говоря, я заблудился. Я пытался воспользоваться одним из ваших блистательных фальшивых планов и, вполне естественно, так никуда и не пришел. Поскольку вы теперь знаете, что я не шпион, и видите, что нахожусь здесь по служебному вопросу, я был бы в высшей степени признателен, если бы вы оказали мне посильную помощь.
Джоэнис сформулировал свою просьбу в осторожных и окольных выражениях, полагая, что это более соответствует строю мыслей полковника. Но полковник отвел глаза, на его лице отразилось сильнейшее замешательство.
— Боюсь, что не смогу вам помочь. Я не имею ни малейшего понятия, где расположен тот самый кабинет, и даже не могу посоветовать, в каком направлении вам надлежит двигаться.
— Не может быть! — вскричал Джоэнис. — Вы ведь картограф! И хотя вы чертите в основном фальшивые планы, я уверен, что вы создаете и подлинные, поскольку это заложено в самой природе вашей профессии.
— Все, что вы говорите, совершенно правильно, — сказал полковник. — Ничто не может удержать настоящего картографа от создания истинных карт. Я стал бы заниматься этим, даже если бы мне строго-настрого запретили. Но к счастью, никто ничего подобного не запрещал. Более того, я получил на этот счет точный приказ.
— От кого? — спросил Джоэнис.
— От высшего начальства в этом здании, — ответил полковник. — Те, кто возглавляют службу безопасности, пользуются подлинными планами, чтобы легче было дислоцировать и размещать вверенные им силы. Но разумеется, подлинные планы служат им только для удобства — это всего лишь клочок бумаги, с которым они сверяются столь же небрежно, сколь небрежно мы поглядываем на часы: сколько там натикало — полчетвертого или без двадцати четыре. Если нужно, они могут обходиться вовсе без планов, полностью полагаясь на собственные знания и власть.
— Если вы чертите для них настоящие планы, — сказал Джоэнис, — то уж наверняка можете подсказать мне, в какую сторону надобно двигаться.
— Нет, не могу, — возразил полковник. — Только высшие чины знают это здание настолько хорошо, чтобы ходить куда им вздумается.
Полковник поймал недоверчивый взгляд Джоэниса и добавил:
— Я знаю, что мои слова кажутся вам неправдоподобными, но, видите ли, за один прием я вычерчиваю лишь небольшую часть всего здания. Никакой другой метод не дает благоприятных результатов, ибо здание очень велико и запутано. Чертеж я посылаю в вышестоящую инстанцию со специальным курьером. Затем я вычерчиваю следующую секцию и так далее. Вероятно, вы думаете, что могу мысленно объединить мои знания об отдельных секциях и составить представление о всем здании в целом? Скажу вам сразу: нет, не могу. Существуют еще другие картографы, они вычерчивают те части здания, которые я так никогда и не видел. Но даже если бы я лично собрал по кусочкам всю структуру здания, я ни за что не смог бы сложить все части в целостную картину. Любая секция здания кажется доступной моему пониманию, и я с величайшей точностью отображаю ее на бумаге. Но когда речь заходит о том, чтобы охватить разумом все вычерченные мною бесчисленные секции, я совершенно теряюсь и не могу отличить одну от другой. А если я размышляю об этом слишком долго, у меня пропадают сон и аппетит, я начинаю много курить, ищу утешения в выпивке, и это плохо сказывается на моей работе. Порой я допускаю ошибки и не осознаю нанесенного ущерба, пока начальство не спускает мне часть плана на переработку Это подрывает мою веру в собственные способности, и тогда я принимаю решение покончить с дурными привычками и с головой погружаюсь в работу: продолжаю мастерски вычерчивать по одной секции в один прием и не мучаюсь домыслами о здании в целом.
Полковник сделал паузу и потер глаза.
— Я говорил уже, что секции общего плана, которые мы вычерчиваем, иногда возвращают нам для переработки. Но когда мы, картографы, обмениваемся мнениями, то порой обнаруживаем, что двое из нас чертили одну и ту же секцию, причем каждый запомнил ее и отобразил по-своему. Разумеется, подобные ошибки — в природе человека, и их следует ожидать. Но что приводит нас в замешательство — так это те случаи, когда начальство принимает обе версии. Можете вообразить себе чувства картографа, когда он узнает о чем-либо подобном!
— У вас есть какие-нибудь объяснения этому? — спросил Джоэнис.
— Ну, с одной стороны, у каждого картографа свой индивидуальный стиль, свои особенности метода, а отсюда и вполне объяснимые расхождения. С другой стороны, даже самая блестящая память — ненадежный инструмент, поэтому вполне вероятно, что мы чертили совсем не ту секцию. Однако, по моему разумению, этих объяснений недостаточно, и только одно соображение представляется здравым.
— Какое же? — спросил Джоэнис.
— Мне думается, что рабочие, выполняя приказ высокого начальства, постоянно перестраивают отдельные части здания. Я даже мельком видел людей, очень похожих и, рабочих. Но если бы я и не видел их, то все равно считал бы что этим все объясняется. Вы только вдумайтесь. Начальство озабочено соображениями безопасности, а лучшая из возможных мер безопасности — держать здание в постоянном тонусе перемен. Даже, если бы здание пребывало в статике, достаточно было бы провести одну-единственную картографическую съемку, между тем мы только и делаем, что чертим да перечерчиваем. Наконец, чем занимается большое начальство? Оно пытается управлять очень сложной и постоянно меняющейся мировой системой. Следовательно, если меняется система, то должно меняться и здание. Кое-где ремонт делается открыто, у всех на глазах, но иные перестройки совершаются сугубо втайне. Именно по этим причинам охватить структуру здания в целом совершенно невозможно.
— Как же вы отыскиваете дорогу в собственный кабинет? — удивился Джоэнис.
— Увы, стыдно признаться, но в данной ситуации опыт картографа мне не помощник. Я нахожу свой кабинет таким же образом, каким все здесь отыскивают свои кабинеты, — руководствуясь особым чутьем, которое сродни инстинкту. Большинство сотрудников не подозревает об этом. Они считают, что в выборе дороги каким-то образом участвует интеллект, что память подсказывает им: «поворот направо», «поворот налево». Вы расхохотались бы, а может, и разрыдались, если бы послушали, что эти люди твердят о нашем здании, хотя ни один из них в жизни не осмелился высунуть нос дальше коридора, ведущего к его кабинету. Только я, картограф, брожу по всему зданию, ибо такова моя работа. Иногда на территории, которую я уже миновал, происходят грандиозные перемены, неузнаваемо преображающие ее облик. Что делать? Каким путем возвращаться? И тогда какое-то чувство — не разум и не знание — направляет меня к кабинету, точно так же, как управляет оно и прочими чиновниками.
— Понятно, — произнес Джоэнис, хотя на самом деле он ничего не понял и пребывал в полном замешательстве. — Значит, вы не знаете, как я должен поступить, чтобы попасть в указанный кабинет?
— Не знаю.
— Может быть, вы посоветуете, на что я должен обращать внимание в поисках дороги? Может быть, есть какие-нибудь ориентиры?
— Я крупнейший знаток этого здания, — грустно промолвил полковник. — И мог бы рассказывать о нем целый год ни разу не повторившись. Но к сожалению, я не знаю ничего такого, что могло бы помочь вам в вашей исключительной ситуации.
— Как вы думаете, я найду когда-нибудь кабинет, в который меня послали? — спросил Джоэнис.
Если поручение, ожидающее вас, на самом деле важное, — сказал полковник, — и если большое начальство заинтересовано в том, чтобы вы нашли этот кабинет, — я уверен, перед вами не возникнет никаких трудностей. Но с другой стороны, может статься и так, что ваше дело представляет важность только для вас самого и больше ни для кого другого, — тогда поиски, вне всякого сомнения, затянутся надолго. Правда, у вас есть официальные инструкции, но я подозреваю, что большое начальство время от времени посылает людей в воображаемые кабинеты — просто чтобы проверить надежность внутренней системы безопасности. Если вас постигла такая участь — тогда действительно шансы на успех крайне малы.
— Так или иначе, перспективы у меня не очень-то радужные, — уныло произнес Джоэнис.
— Ну, дорогой мой, это риск, на который в данных условиях должен идти каждый из нас, — сказал полковник. — Шпионы подозревают, что руководители посылают агентов с опасными заданиями только для того, чтобы избавиться от них, а картографы подозревают, что их заставляют чертить планы только для того, чтобы занять их работой и отвратить от злонамеренной праздности. У каждого — свои сомнения, и я могу только пожелать вам успехов и выразить надежду на то, что ваши сомнения никогда не подтвердятся.