Шрифт:
Евгений Кукаркин
Завещание Имама
Написана в 1998 г. Приключения.
Нос доктора был фиолетового цвета. Он рассматривал меня, как неандертальца, с удивлением щупал грудь, руки, ноги.
– Мне сказали, что вы упали с большой высоты?
– недоверчиво переспросил он.
– Не знаю, доктор. Может быть..., раз говорят, значит кто то видел, но я не помню.
– Я в это сам не верю, но мне так передали, несколько человек видели, как вас сбросили с вертолета.
– С вертолета? Не..., не помню... такого.
–
– Не помню. Но если падал, то на землю... Все что помню, это когда очнулся, весь в грязи, глине... Руки у меня связаны, а ноги свободны. Встал и пошел, даже не зная куда, и вдруг вышел на дорогу. Потом ко мне прибежали какие то люди, развязали, отвели в близ лежащую деревню или село, а там отправили в милицию...
– Но у вас все в порядке...
– Нет, доктор... Я не помню, кто я...
Следователь тоже бьется уже вторые сутки.
– Хорошо. Хоть знакомые здания, город, какие-нибудь приметы местности, где вы жили, вспоминаете?
– Нет.
– Фамилии друзей, жена, дети...
Я с тоской гляжу на него. Этот вопрос уже задается сотый раз.
– Не помню.
– Мы были на месте вашего падения. Действительно вам повезло. Упали на склон обрыва с мягкой землей. Кости не переломали, отделались только ушибами. Как вы грохнулись на землю, видело почти все село, а некоторые утверждают, что в вас с вертолета даже стреляли... Кто эти люди?
Я мотаю головой.
– Не знаю.
– Хорошо. Вот это видите?
Он выбрасывает на стол шнур.
– Вижу, это шнур.
– Не узнаете?
– Нет.
– Вам же руки им связали.
– Правда?
Я с интересом рассматриваю эту веревку. Следователь со злостью вырывает ее из рук.
– Этот шнур от военной палатки.
– Военной палатки?
Нет, я ничем не могу ему помочь
– Кто вас выбрасывал?
– Не знаю.
– Куда же вы упали?
– Не помню.
– Ваша фамилия, имя, отчество?
Я пожимаю плечами.
– Ладно. Посидите пока у нас в камере, мы хоть по фотографии попытаемся установить вашу личность.
Сокамерники с пониманием отнеслись к моему происшествию.
– Странно, - говорит громила по кличке Шмель, - русский язык знаешь отменно, считать не разучился, ложку держать можешь, а остальное ни хрена не помнишь.
– У моего тестя, - говорит мошенник Бывалый, - один раз был такой же случай. Его обушком топора по кумполу стукнули, тоже память вылетела, так идиотом лет пять и ходил, пока не свалилось на него сосулька в городе. Пришел в себя на два часа, память вернулась вчистую, но зато умер...
– Может тебя того... стукнуть по голове, - предлагает торговец наркотиками Горкия.
– Вдруг все вернется.
– Не надо. Мало ли что случится, - возражает Бывалый.
– Тесть то, умер. Нам потом вообще воли не видать.
– Конечно все это странно, - развивает свою мысль Горкия, - В моей практике раз было, в нашу компашку попал такой странный тип, все молчит и молчит, сам по роже грузин, а ни хрена по-грузински не лопочет. Мы заподозрили, что это переодетый мент, подловили и треснули по башке...
Тут мошенник замолчал и, вытащив из кармана хибарок, сунул его в рот.
– Ей, Бывалый, дай огонька, - промычал он.
– На, дальше то, что было?
– Да ничего, идиотом оказался...
Все разочарованы.
– Судя по твоей комплекции, - рассуждает Шмель, - ты не плохо развит. Я бы на твоем месте, пока сидишь здесь, каждый день тренировался... Мало ли, в нашем положении всякая шушера приставать сможет, а ты их... в сосиску...
– Давайте его назовем Иваном, - предлагает Горкия.
– Должен же каждый иметь имя. Я вот Гоги, Шмель - Федор... А этот бедолага же даже не помнит как его звать...
– Заметано. И фамилию дадим - Непомнящий, - говорит Бывалый.
– Оставь на затяжку, - просит он Горкию.
Они смотрят на меня.
– Так как, согласен?
– требовательно на меня глядит Шмель.
– Я как то...
– Вот и хорошо, - подводит мои рассуждения Шмель, - Значит, Иван Непомнящий...
Через неделю меня вызывают к тому же следователю. Он уже потерял ко мне интерес и неторопливо разбирает на столе папки.
– Что-нибудь известно обо мне?
– спрашиваю я.
– Нет.
– Что же теперь со мной будет?
– Мы не имеем право вас держать в КПЗ. Руководством МВД республики было решено вас отправить в диспансер. Вас там освидетельствуют и может вылечат...
– И это все?
– Все.
Меня повезли, как преступника, в наручниках, в закрытой машине куда то в центр Союза, похоже в Казахстан. Высадили перед большим белым зданием, окруженным высоким бетонным забором.
Это был псих диспансер. Как я потом понял, не то, чтобы для психов, а для вполне нормальных людей, только под усиленной охраной. Когда я появился в большом зале, заставленном койками, первый увидевший меня худенький маленький человек, в больших очках и сером больничном халате, сразу же спросил.
– За что тебя сюда?
– Не знаю.
– Ага. Значит нашего полку прибыло. Товарищи, - кричит он, сидящим на кроватях фигурам, - еще один...
Меня окружает с десяток человек.
– Какие новости на воле...?
– Как там чувствует себя Горбачев?
– Вы не слышали о деятельности правозащитников в Швеции?
– Когда будет объявлена амнистия политзаключенным?
Со всех сторон посыпались на меня вопросы.
– Я ничего не знаю...
Они недоверчиво глядят на меня.