Завещание Инки
Шрифт:
В который уже раз этот странный человек поражал доктора Моргенштерна до глубины его существа. «Ничего себе аристократ, потомок древнего рода гордых кастильцев! — подумал приват-доцент, когда получивший „добро“ на сделку бородач удалился в сторону крепости. — За какие-то два несчастных талера не гнушается предлагать свои услуги в качестве посыльного, как какой-нибудь прощелыга. Конечно, каждый человек имеет определенное право на свои причуды, и у кого, положа руку на сердце, их нет, но чтобы так чудить… «
Хирург действительно очень скоро появился в гостинице со связкой книг. А выполнив свое обещание, тут же исчез снова, чтобы купить табаку для изготовления самодельных сигарет.
Хозяин гостиницы охотно за скромную плату предоставил в распоряжение трех «гаучо» лошадей и одного из своих слуг, и вскоре четверка всадников выехала в сторону эстансии, на которой «водились замечательные лошадки». И вновь, в который уже раз за сегодняшний день,
— Слышите, сеньор? Вот оно, подтверждение моей широкой известности в этой стране. Народ знает своих лучших людей.
Хотя относительно того, что такое настоящая слава, у доктора Пармесана были более чем своеобразные понятия, но что касается особого пристрастия местных жителей к табаку, то тут он нисколько не преувеличивал. В пампе на самом деле редко встретишь человека без сигареты в углу рта, если только он в этот момент не несется во весь опор на лошади, ест или спит, — кажется, только в этих и еще всего нескольких жизненных ситуациях сигарета исключается, а в остальных она неизменно украшает собой лицо жителя пампы. Пока добирались до эстансии, доктор Моргенштерн смог вполне в этом убедиться.
Что же касается поместья, то и оно оказалось в точности таким, как говорил о нем хирург, — небольшим, но способным предоставить отличных лошадей хоть для целого кавалерийского эскадрона.
Глава V
НА ЭСТАНСИИ
Каждый, кому приходилось когда-нибудь путешествовать по аргентинской пампе, или кампо, как еще называют эти бескрайние травянистые равнины, плавно перетекающие одна в другую, хорошо знает, что там встречаются три основных разновидности усадьб, поместий, имений, хозяйств — можно называть их по-разному, в зависимости от того, какую конкретную роль выполняет данный островок жизнедеятельности человека в этих полудиких местах.
Итак, вид первый — так называемое ранчо. Я говорю «так называемое», потому что любой житель Северной Америки расхохотался бы во все горло при виде этих «ранчо», под этим словом он привык подразумевать нечто гораздо более добротное и основательное, хотя и совсем не обязательно богатое. В Аргентине же «ранчо» именуют небольшие хижины, крытые соломой или камышом. Очень часто стены этих домишек на несколько футов уходят в землю. Их обитатели слышали, конечно, кое-что о том, что в городах многие люди пользуются разной мебелью, но сами привыкли во всех случаях жизни обходиться маленькими скамеечками и гамаками. Свои нехитрые трапезы они готовят на очаге, выложенном из глины, потому что камни в пампе — большая редкость. Этому очагу не требуется никакого дымохода, его роль с успехом выполняют отверстия в стенах. Дыра побольше, начинающаяся от пола, — это вход, дыры поменьше и начинающиеся повыше — что-то вроде окон. Я говорю «вроде», потому что ни стекол, ни рам эти окна не имеют, разве что кто-нибудь приспособит промасленный лист бумаги вместо стекла, но такое здесь редко увидишь, подобные вещи в пампе расцениваются как глупое и ненужное излишество. Убогие жилища для бедных людей…
Самые бедные в пампе, а одновременно и самые большие ее труженики, — конечно, гаучо. Это слово попало в испанский язык из языка индейцев и произносится оно в Аргентине, вообще говоря, несколько по-иному, чем мы обычно это делаем, через небольшую паузу, вот так: «гау-чо», с точки зрения правильности, так его надо бы и писать, но, как известно, слова порой живут по своим собственным законам, особенно при переходе из одного языка в другой. Приходится этим законам следовать. Итак, пишем без всяких пауз «гаучо», и все.
Аргентинские гаучо, как правило, метисы и чрезвычайно гордятся своим происхождением от сыновей далекой Испании, несмотря на то, что их затерявшиеся в глубине веков европейские предки, некогда полюбившие прекрасных индеанок, не оставили своим южноамериканским потомкам ничего, часто даже собственного имени. Кроме несколько гипертрофированного чувства собственного достоинства, гаучо унаследовали от своих испанских предков, пожалуй, еще одно свойство человеческой натуры, — необыкновенное, неукротимое свободолюбие. Эти два качества, соприкоснувшись друг с другом, создали в условиях крайней бедности характер независимый и вспыльчивый. Я имею в виду, конечно, его, так сказать, типические черты, свойственные одному человеку в большей степени, другому — в меньшей. Но, так или
28
Буквально: «всадник, рыцарь, дворянин, кавалер» (исп.), здесь употреблено в значении — «кавалер»; применяется обычно для обращения к лицам дворянского сословия.
Если же вы с самого начала знакомства относитесь к этим людям с достаточным уважением и терпимостью, то вполне можете рассчитывать на… — нет, не простую любезность, а на гораздо большее — искреннюю доброжелательность, привязанность и даже, может быть, любовь. Гаучо могут стать вашими самыми верными друзьями на всю жизнь. В качестве примера расскажу одну небольшую историю. Один гаучо, настолько бедный, что у него в доме не было даже ни одной скамеечки, а в качестве стула он использовал лошадиный череп, когда узнал, что у некоего путешественника-иностранца где-то в пампе выпали из кармана часы, и тот страшно огорчен, целый день скакал по округе от одного ранчо к другому и ко всем встречавшимся ему людям обращался с одним и тем же наивным вопросом: не попадались ли кому случайно на глаза часы в траве. Но самое удивительное, что часы он эти все-таки нашел, хотя это было настолько же маловероятно, как и обнаружить пресловутую иголку в не менее одиозном стоге сена. Видно, фортуна все же особо благоволит к людям, чистым душой. Рассеянный европеец тем временем уже махнул рукой на свою пропажу и почти совсем забыл о ней. Он был уже довольно далеко от того места, где обнаружил пропажу часов, и гаучо скакал целых два дня, чтобы догнать его. Когда же растроганный до глубины души путешественник попытался предложить этому бедняку денежное вознаграждение, тот, не произнеся в ответ ни слова, тут же резко развернулся и умчался обратно в пампу… Вот такая красивая и трогательная история.
С детства ездящие верхом, гаучо — искусные и неутомимые наездники. В этом они равны таким признанным всеми мастерами верховой езды, как вестмены и индейцы Северной Америки. Гаучо чаще всего можно найти в двух местах — или дома, или в седле, причем мальчика в седле можно искать лет так, примерно, с двух. А в более старшем возрасте девочки, выросшие на ранчо, очень часто не уступают своим сверстникам в умении держаться на лошади. Женщины пампы скачут так же залихватски, как и их мужья, сидя в седле на мужской манер. Нередко можно видеть, как семейная пара садится на одну лошадь вместе, но спинами друг к другу, лицо женщины при этом обращено назад, а сама она держится на лошади без всяких специальных для этого приспособлений. И вот в таком странном, на взгляд европейца, тандеме эти двое умудряются еще и мчаться галопом.
Но кое в чем гаучо заслуживают порицания. Например, они весьма жестоко обращаются со своими лошадьми. Гаучо ничего не стоит водрузить седло на израненную, больную спину лошади, да еще после этого резко дать ей шпоры. Лошадь надолго запоминает эту боль, и она просто безумеет, когда видит гаучо с лассо в руках. Даже еще не осознав, чем именно для нее чревата эта крутящаяся веревка, ясно понимает по угрожающей позе человека, что добра от него не жди. Если в результате яростного сопротивления животного гаучо в конце концов задушит петлей веревки лошадь, он не только ее не пожалеет, но даже из-за того, что его собственные усилия пропали даром, нисколько не огорчится. Табуны в пампе не считаны, и он совершенно равнодушно начнет отлов другой лошади, оставив загубленную на съедение стервятникам. И если вам уже приходилось слышать о том, что пампа просто усеяна лошадиными скелетами, поверьте, это никакое не преувеличение — так оно и есть.