Завещание ночи
Шрифт:
— Да, конечно, — кивнула она. — Конечно, поезжай… Устал, наверное?
— А ты? — спросил я, понимая, что уж этого-то делать не стоило ни в коем случае. Не спрашивать надо было, а брать за руку и вести за собой. Домой, в Крым, в церковь венчаться… Это было утро моей победы, а победители не спрашивают, они действуют. Все это я подумал и спросил. — А ты… разве ты со мной не поедешь?
Наташа улыбнулась — кротко и чуть виновато, — и у меня заболело сердце.
— А как же Дима, Ким?
И снова у меня был шанс все исправить — сказать, что с Димой останется его мама, что за него головой отвечает Саганян, да
— Да, действительно, как же Дима… Ну ладно, до встречи.
Повернулся и пошел по длинному зеленому коридору, понимая, что совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Что утро моей самой большой победы закончилось сокрушительным поражением. Что я сам, своими руками разрушаю то, что никогда уже не восстановится. Понимая это, я дошел до холла и вызвал лифт. Постоял на пороге — еще не поздно было вернуться — и вошел в кабину.
Выйдя на улицу, я обнаружил, что мир вновь стал цветным и объемным. Раннее июньское солнце загоралось в серебристых окошках Склифа. Я с треском застегнул молнию на куртке, сунул руки в карманы и зашагал по чистой и пустынной утренней улице.
— Эй, рейнджер, — окликнули меня сзади.
Я оглянулся. За мной вдоль кромки тротуара медленно полз давешний белый «жигуленок».
— Садись, подвезу, — сказала Лиза, высовываясь из окна. Я покачал головой.
— Зачем ты меня ждала?
— Поговорить надо. Как друг-то твой?
— Лучше всех, — повторил я характеристику Саганяна. — О чем разговаривать будем, Елизавета Константиновна?
Она заглушила мотор, вылезла из машины и картинно оперлась на дверцу. Закурила.
— Слушай, Ким, — лениво произнесла она, — папаша с меня голову снимет за все эти дела… Знаешь, как он на Чашу запал? И что я ему скажу?
Я с интересом посмотрел на нее.
— Может, ты поговоришь с ним, а? Расскажешь, как дело было, ну, объяснишь там про все… Я тебя быстренько довезу и обратно, а? Я бы сразу сообразила, но ты понимаешь, так все круто завертелось… Ну как, едем?
Я продолжал молча разглядывать ее. Высокая, красивая, успевшая хорошо накраситься, уверенная в себе. Как будто не было и этой ночи, и смерти Олега… Лиза поймала мой взгляд и улыбнулась.
— Нет, — сказал я. — К папе твоему я не поеду. — Улыбка ее погасла. — Но выручить тебя попробую.
Какого черта, подумал я, я же ничем не рискую. Череп уничтожен, а значит, Триада разрушена, и механизм, исполняющий желания, уже никогда не будет включен. А без этого Чаша — просто безумно древний раритет. И безумно дорогой к тому же.
— Передай своему папе, что я готов возобновить переговоры о продаже Чаши. Только на этот раз цена будет выше. Значительно выше.
— Так Чаша у тебя? — задохнулась Лиза. Теперь улыбнулся я.
— Насколько я знаю твоего папу, он согласится.
Надеюсь, ДД тоже не будет против, подумал я. Не знаю, как он, а я с детства мечтал быть миллионером.
— Подонок, — с чувством сказала Лиза, выплюнув сигарету, и села в машину. Белый «жигуленок» натужно взревел мотором, пронесся мимо меня и скрылся в конце улицы. Я усмехнулся и пошел вслед за ним.
Мне было легко — первый раз за долгое-долгое время. Мне не было ни хорошо, ни плохо, ни весело, ни грустно,
— Ким! — крикнули сзади. — Подожди, Ким!
Я остановился и медленно обернулся. От гигантского, горящего бесчисленными стеклами окон здания Склифа бежала ко мне по залитой солнцем улице тоненькая фигурка в желтой маечке и синих джинсах.
Между нами было метров двести, и я не видел ее лица. Я знал, что она сердится, что она собирается отругать меня за то, что веду себя как капризная девчонка и даже не даю себе труда дослушать ее до конца. Я знал, что не стану оправдываться, а буду только держать ее за руку и глуповато улыбаться. Знал даже, что теперь она останется со мной навсегда.
Но то, чего я не знал, тревожило меня сильнее. Там, в подземелье, когда мы с Хромцом оказались внутри очерченного Триадой круга, я просто не успел сообразить, что мои желания тоже будут исполняться. Я ничего не успел загадать, да и не стал бы, наверное, помня о предостережении старика Лопухина. Но когда мы схватились у самого края тьмы… когда спали завесы, скрывавшие истинную нашу сущность, и мы с Хромцом стали двумя клинками, звенящими в пустоте… не вырвалось ли наружу мое единственное, ни на миг не покидавшее меня желание? Не оно ли в конечном счете убило бессмертного и безымянного Слугу Ночи? Были ли приведены в движение неведомые и грозные силы, дремавшие в глубине Чаши, Черепа и Короны? Изменился ли мир от того, что я, сам того не понимая, воспользовался мощью Триады и загадал желание? И было ли это желание исполнено?
Я смотрел на бегущую ко мне Наташу и понимал, что никогда не смогу найти ответа на все эти вопросы. Никогда не узнаю, что направляет путь спешащей ко мне зеленоглазой девушки: волшебство Триады или иная, еще более непостижимая тайна Вселенной…
Я поправил оттягивающую мне плечо сумку с Чашей Грааль и побежал навстречу.
19. КИПР, 2000 год. ЭПИЛОГ
Лето на Кипре хорошо только в рекламе туристических агентств. Сорокоградусная жара и влажность русской бани — специально для оригиналов, предпочитающих горячую водку и потных женщин. Но ночью, когда с горного хребта Троодос веет прохладным, напоенным сосновым ароматом ветром, дышать здесь можно.
Была ночь, и мы сидели на террасе маленького отеля в Латчи — рыбацкой деревушке, расположенной в пяти километрах от знаменитых купален Афродиты. Хейзингер, естественно, пил скотч, а я вертел в руках высокий бокал с мартини. С некоторых пор я стал равнодушен к крепким напиткам.
— Мехмет Великий, — сказал Хейзингер, — послал сюда огромную эскадру. Турецкие галеоны, битком набитые головорезами с ятаганами за поясом, подошли к острову и взяли византийцев в полукольцо. Отступать они могли только вглубь острова, но там бесчинствовали банды местных разбойников, подстрекаемых венецианцами. Византийцам оставалось сдаться или умереть.