Завещание ведьмы
Шрифт:
— Странно, — сказал Антон.
— Вот то-то и оно, что странно! — живо подхватила Паутова. — Насчет же колдовства скажу определенно. Ты, Игнатьич, уже после войны родился. В ту пору, когда мужики с фронта возвернулись, Гайдамачиха притихла. Но в военные годы бабка на дружеской ноге с нечистой силой была. Она и войну-то предсказала. Я тогда в Ярском жила и помню, как старухи между собой шептались, мол Гайдамачиха из Березовки утром, на восходе солнца видела огненную зарю и двух всадников на небе. Один всадник на белом коне, другой — на черном. И вроде бы эти всадники такую кровавую битву меж собой затеяли что полнеба
— В газетах могла прочитать. Международная обстановка была очень тревожной и…
— Гайдамачиха никогда газет не читала. Она в грамоте ни бэ, ни мэ, ни кукареку, — не дала Антону договорить Паутова. — А еще знал бы ты, Игнатьич, какие таинственные слухи бабка в военные годы распространяла… В Ярском у нас была заброшенная церквушка. И вот ежегодно, на пасху, Гайдамачиха приезжала в эту церковь и в полночь будто бы видела там два больших гроба, один из которых наполнялся кровью, другой — цветами. И каждый раз говорила старухам, мол, как только наполнение кровавого гроба прекратится, а другой гроб заполнится цветами, тогда только война и кончится.
— Кто, кроме Гайдамаковой, эти гробы видел?
— А. не нашлось в Ярском такого смельчака, чтобы в полночь идти в заброшенную церковь.
— Значит, Елизавета Казимировна просто сочиняла…
— Ой, нет! Весной сорок пятого года женщины из Ярского упросили вашего деда Матвея, чтобы он проверил: правду ли говорит Гайдамачиха? Матвей Василич не побоялся нечистой силы. Надел овчинный тулуп, чтобы не простудиться, и полную ночь в церкви пробыл. А утром вышел оттуда и сказал собравшимся женщинам: «Поступление крови в гроб прекратилось, а в другом гробу цветы уж не вмещаются. Верьте моему слову, бабоньки: через неделю, не то раньше, говоря по-немецки, капут войне настанет». И ведь как в карты глядел! Ровно через семь дней, девятого мая, победу объявили…
Антон покачал головой:
— Выходит, и мой дед к колдовству причастен?
— Ой, что вы! — словно испугалась Паутова. — Матвей Василич всего лишь проверил предсказание Гайдамачихи. И ведь подтвердилось!
— Надо будет мне с дедом потолковать.
— Потолкуй, Игнатьич, потолкуй!
— Говорят, тетя Броня, Гайдамакова гипнозом владела?
— Это как?..
— Торчков рассказывал, будто она могла, скажем, десятку вместо двадцатипятирублевки продавцу подсунуть…
— Да ну его к лешему, Кумбрыка! Заболтал однажды летающими тарелками мне голову, я и передала Гайдамачихе лишнюю сдачу. Она тут же, не отходя от прилавка, деньги те вернула. Чего уж напраслину на бабку плести…
Разговаривая с заведующей сельмагом, Бирюков искоса нет-нет да и посматривал в окно. Марина Зорькина, уткнувшись взглядом в книгу, по-прежнему сидела на крыльце. Антону почему-то подумалось, что она задалась целью проверить: долго ли он пробудет в магазине? Эти косые взгляды Бирюкова, видимо, не ускользнули от Шутовой.
— Что-то Маринка сегодня зачиталась на крылечке, — вдруг сказала она и вздохнула: — Очень хорошая девушка и лицом, и статностью. Умом тоже не обижена. Но не везет красавице на замужество, хоть разбейся.
— Видать, не густо в Березовке с женихами, — улыбнулся Антон.
— От женихов-то у Маринки отбоя нет. Многие из прежних командированных к ней подмасливаются, но… Даже Женька Гуманов, как в Березовку заявился, и тот начал было клинки подбивать, да быстренько получил отставку и на Тамарку Тиунову переключился.
— Может, он решил побогаче невесту выбрать.
— Кто его знает… — Паутова загадочно усмехнулась, — инопланетного жителя.
По селу пропылил грузовик, в кузове которого сидело около десятка молодых женщин, и остановился рядом с магазином. Женщины шустро стали выбираться из кузова.
— О-о-о! — обрадованно воскликнула Паутова. — Толик Инюшкин доярок привез с вечерней дойки. Сейчас отоварятся кто чем, и магазин закрывать можно.
— Заговорился я с вами, — сказал Антон.
— Чего там, Игнатьич! — махнула рукой завмаг. — Не стесняйся, заходи в любое время, если деревенские новости заинтересуют.
Бирюков не успел отойти от прилавка, как в магазин шумной толпой ввалились доярки. Следом за ними степенно вошел рослый, под стать Бирюкову, Анатолий Инюшкин в яркой ковбойской рубахе с засученными до локтей рукавами.
— Привет, начальник угрозыска… — удивленно проговорил он, увидев Антона. — Зазнался, что ли?.. Вчера Татьяна доложила, что ты в Березовке. Весь вечер ждал, думал, по старой дружбе заглянешь в гости, но так и не дождался.
— Стариков своих давно не видел. Засиделись с отцом допоздна, — Бирюков взял Инюшкина за локоть. — Отнесу вот деду сахар и сразу — к тебе.
— Ну, ты это… Не передумай, лады?..
— Лады, Толик!
Бирюков вышел из магазина. Над ожившей к вечеру Березовкой сияло безоблачное небо. Где-то высоко, в этой синеве, удалялся слабый гул реактивного самолета. В селе мычали пригнанные с выпасов коровы, переговаривались женщины. Марины Зорькиной на крыльце уже не было. Зато у родительского дома Антон увидел деда Матвея. Как в давнее время, когда еще не засматривался телевизором, старик сидел на скамейке перед палисадником и, опершись сцепленными в костистых пальцах ладонями на батог, словно грел свою белую бороду в лучах заходящего солнца. Подсев к нему, Антон спросил:
— Надоел, дедусь, телевизор?
— Лектричество, ядрено-корень, опять погасло. Не кажет без него телевизер, — недовольно ответил старик.
— И часто оно, электричество, у вас гаснет?
— В последнее время, считай, через вечер барахлит.
— Почему?
— Кумбрык с пеной у рта доказывает, какая-то тарелка к нашей лектростанции цепляется. Только что туда побежал вынюхивать причину.
Антон, сдерживая улыбку, кашлянул:
— Слушай, дедусь, какие гробы ты видел перед концом войны в Ярской церкви?
— В церквах, Антошка, раньше царей да их родственных причиндалов хоронили. Довелось мне служить в старом Петрограде, где расположена Петропавловская крепость. Вот там чертова дюжина разных гробов захоронена. И даже сам Петра Первый там зарыт.
— Это я знаю. А как ты угадал, когда война закончится?
Дед Матвей вскинул бороду:
— Какая? Империалистическая или гражданская?
— Отечественная!
— В Отечественную я не воевал. Проситься — просился на боевой фронт, однако мне заявили, дескать, отвоевался, годами устарел.