Завещание ведьмы
Шрифт:
— В смысле: ни от бутылки, ни от пятерки за свои услуги не отказывался? — вспомнив «афоризм» Торчкова, спросил Антон.
— Ну. Шоферская работа испортила Павлика. У нас ведь испокон веку неписаный дурной порядок заведен. Привез шофер на колхозной машине кому-то из селян, скажем, дровишек или уголька — хозяин сразу в знак благодарности выставляет на стол угощенье или деньги силком сует. Многие толковые парни свихнулись от таких «благодарностей». И Павлик из-за этого водительских прав лишился. Но парень он честный.
Бирюков
— Как Тиунова намеревалась распорядиться деньгами, которые ей оставила Гайдамакова?
Таня, пожав плечами, потеребила кончик косы:
— Мне она только говорила, что сделает все так, как бабка написала в завещании, а что там было написано, никто в Березовке не знает. Старухи плетут, будто вместе с деньгами Гайдамачиха передала Тамаре свои колдовские знания, но это… курам на смех. И вообще насчет завещания Тамара очень странно себя вела. Как-то таинственно всем отвечала, мол, со временем узнаете, на какие дела бабкины деньги уйдут. А после обыска или как там… икону с лампадкой в передний угол повесила. Молиться стала, словно заправская богомолка. В новосибирскую церковь ездила, потом — в больницу. Врач выписал лекарство, но Тамара не стала его выкупать, решила травами лечиться. Вот в лечебных травах разбираться Гайдамачиха действительно Тамару научила. Видели, сколько у нее в кладовке этих трав было заготовлено?
— Видел, — сказал Антон. — От чего Тиунова лечилась?
— С головой у нее что-то произошло. То какие-то угрожающие голоса слышались, то сама Гайдамачиха к ней вдруг по ночам являлась и как будто грозила ей пальцем. Короче говоря, в последнее время Тамара до такой степени была запугана, что боялась одна ночевать. Несколько раз мы с Толиком у нее оставались на ночь, но ничего страшного не видели и не слышали. — Таня глянула на мужа, — Правда ведь, Толь?..
Толик утвердительно кивнул.
— И Женька Гуманов, когда засиживался у Тамары, ни голосов не слышал, ни видений не видел, — продолжала Таня, и, вероятно, заметив на лице Антона вопросительное выражение, смущенно пояснила: — У Женьки с Тамарой серьезные намерения были. Они пожениться хотели. Тамара даже ездила в райцентр, чтобы прическу, как у Марины Зорькиной, к свадьбе сделать, но там ей так напортачили, что почти без волос осталась. Из-за этого она сильно разругалась с Гумановым.
— А Гуманов не из-за денег хотел жениться? — спросил Антон.
— Ой, да вы что! Женька по характеру хороший. И главное — совершенно непьющий.
— Совершенно непьющие меня всегда настораживают, — опять вклинился в разговор Арсентий Ефимович. — Это, так и знай, или баптист, или от запоя леченный.
Анна Трифоновна вздохнула:
— Воздержись, отец, от своих оценок. Лучше включи-ка свет, а то совсем мы засумерничались.
С заходом солнца в просторной горнице Инюшкиных действительно стало сумрачно. Арсентий Ефимович поднялся из-за стола и щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула яркая люстра.
Толик повернулся к Антону:
— Улетела тарелка — подстанция заработала.
— Теория Торчкова? — спросил Антон.
— Его. Юмор со стариком… К нашей подстанции подсоединили летнюю дойку Серебровской бригады. Временную проводку туда протянули, а она где-то короткое замыкание дает. От этого предохранительные вставки на подстанции горят и энергия по всему селу вырубается. Тут Торчков сразу бежит к Гуманову…
— Говорят, когда с Тиуновой случилось несчастье, подстанция всю ночь не работала?
— Ну. Как раз накануне той ночи Гуманов подключил серебровскую дойку. Вначале все хорошо шло — коров нормально подоили, а к ночи — замыкание. Хватились электрика — его нет. Без Женьки на подстанцию никто не сунется. Лишь утром, когда Женька появился на работе, исправили повреждение.
— Где же он всю ночь был?
— Говорит, рыбачил на Потеряевом озере. На самом же деле, кто знает… Но в Березовке ночью его не могли найти — иначе повреждение раньше бы устранили. До этого тоже было несколько перебоев с энергией, так Женька мигом их устранял.
— А вообще что за человек Гуманов?
— Вроде нормальный.
— Откуда он здесь появился?
— Из Новосибирска. Работал, кажется, на Сибсельмаше, но что-то не поладил то ли с семьей, то ли с начальством и махнул в сельскую местность. Электрик он отличный.
— Правда, что у него в Ярском дед с бабкой живут?
— Не слышал об этом. Женька не любит о себе рассказывать, о родственниках — тем более.
Бирюков посмотрел на Арсентия Ефимовича:
— В Ярском вроде живут старики Тумановы…
— Ну, как же! — словно обрадовался тот. — Знаю Тумановых, с их сыном, Андреем, на войну вместе призывались. Еще из Ярского с нами уходил на фронт Маркел Чернышев, а из Березовки — отец твой, Игнат Матвеевич, и Викентий Гайдамаков. Военное крещение немец устроил нам в Брянских лесах. Ух, крепко досталось!.. Там где-то Андрей Туманов и потерялся, когда из окружения прорывались. Викентий же Гайдамаков позднее погиб. Этот достойно сложил голову — посмертно был награжден медалью «За отвагу».
— А Женька Гуманов — не сын ли Андрея Туманова? — усиливая ударением фамилии, спросил Бирюков.
Арсентий Ефимович задумался. Будто осененный внезапной догадкой, он вдруг повернулся к Анне Трифоновне:
— Слушай, мать! Носы-то… что у Женьки, что у Андрея, как по одному шаблону сделаны, а?.. И отчество — Андреевич…
Анна Трифоновна пожала плечами. Не дождавшись от нее ответа, Арсентий Ефимович внезапно переменил тему:
— Я вот, дорогие мои женщины, что предполагаю насчет Тамары Тиуновой. Ненормальной она стала после смерти Ивана Скорпионыча Глухова…
— При чем Глухов-то? — недоуменно спросила Анна Трифоновна.