Завещание волка
Шрифт:
«Южная Америка – это не только Рио-де-Жанейро», – философски подумала Юля и пошла к чадящему мангалу, прикрытому жестяной треугольной крышей, под которой усатый шашлычник раздувал угли.
Но не успела она сделать и трех шагов, как кто-то крепко схватил ее за руку. Она обернулась и совсем близко увидела лоснящееся черное лицо Мэнгри.
– Не вздумай пикнуть, – вполголоса произнес он, прижимая девушку к себе, словно любимую жену.
Юля почувствовала, как ей в живот ткнулось острое лезвие ножа.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
ТАМ ЖЕ. ЛЕТНОЕ
Линчо сошел по рампе на твердую, как асфальт, землю со скудной выгоревшей травой, вздохнул полной грудью и расстегнул рубашку до пупка. Вот и все. До конечной цели остался сущий пустяк – каких-нибудь двести километров по дороге, пробитой когда-то сквозь сельву лесорубами.
К Линчо подошел борттехник, сдвинул на затылок фуражку, снял галстук.
– Повторю еще раз, – сказал Линчо по-английски начальственным тоном и полез в карман за деньгами. – Аэропорт Буэновентура. Нанимаете грузовик и отвозите контейнер к самому морю. И, пожалуйста, на руках его, на руках, чтобы не поранить!
– Все сделаем, как договорились, – пообещал борттехник, пересчитывая деньги. – Выпустим в море живым и невредимым!
– Вот-вот, именно так!
Они пожали друг другу руки. Линчо обернулся, посмотрел в темную утробу самолета, свистнул и махнул рукой. На рампу несмело вышел Трушкин. Он щурился и спотыкался. Очки никак не держались на его скользком от пота носу.
– Вот эта страна называется Южная Америка, – сказал Линчо, делая широкий жест рукой. – Вокруг нас сельва, в ней много змей и крокодилов… Не понимаешь? Эх ты, неуч! Ладно, пошли! Нам еще надо о джипе побеспокоиться.
Он панибратски закинул руку на плечо Трушкину. За их спинами загудел электромотор, рампа медленно поднялась и въехала в нишу. Линчо последний раз оглянулся на самолет и помахал рукой. «Хорошие ребята, – подумал он. – Эти не обманут. Они уже сами привыкли к дельфину. Он для них как родной».
В обнимку, словно два закадычных друга, Линчо и Трушкин неторопливо пошли к двери терминала, беспрерывно хлопающей на горячем ветру. Линчо чувствовал себя как дома и с упоением утолял ностальгию. Трушкин заплетающимися ногами покорно шел рядом, глядя во все стороны изумленными глазами. Кажется, он до сих пор не понимал, где находится.
– Постой-ка! – сказал Линчо и, расстегнув ширинку, пристроился у ряда ржавых бочек из-под солярки. Трушкин отошел на пару шагов в сторону и присел, с интересом рассматривая высохшую травинку. «Как время людей меняет! – подумал Линчо, поливая бочку. – А ведь был настоящим суперменом! Ничего не боялся. Сквозь стены проходил. А во что превратился? Какой-то трусливый чудак. Испанский вчистую забыл, ни слова не понимает!»
– Пописал, малыш?
Линчо вздрогнул, заправился и обернулся. В какое-то мгновение ему показалось, что эту фразу на чистейшем испанском произнес пленник и теперь он смотрит на Линчо с иронией, стремительно превращаясь в того прежнего Вацуру, рядом с которым неизменно раздавался хруст челюстей. Но Линчо перевел взгляд в сторону, и сердце его упало. На деревянном ящике с бутылкой минералки в руке сидел Мэнгри.
«Откуда он здесь взялся?» – с ненавистью подумал Линчо, и хорошее настроение
– Не ожидал? – сверкая белыми зубами, спросил Мэнгри, делая большой глоток из бутылки. – Думал, что моей судьбой уже распоряжается господь?
Линчо быстро посмотрел по сторонам в поисках чего-нибудь колющего или режущего. Но Мэнгри, как ни странно, агрессии не проявлял. На его коленях лежала какая-то голубая тряпка. Он поднял ее и потряс в воздухе.
– Не узнаешь? Это тебе сувенир!
И он швырнул тряпку Линчо. Это оказалась женская джинсовая курточка с вышитым на рукаве красным сердечком. Линчо без труда узнал ее – это была куртка Юли.
Линчо поднял искаженное злобой лицо и, теряя рассудок, двинулся на Мэнгри.
– Что ты с ней сделал, скотина?! – крикнул он. – Да я тебя на куски разорву!
– Стоп! Стоп! – рассмеялся Мэнгри и замахал руками. – Успокойся, пожалуйста! С Юлей все в порядке. Она недалеко отсюда. И очень просит тебя о помощи.
Линчо остановился, по-прежнему сжимая кулаки.
– Я очень жалею, Мэнгри, что ты остался жив, свалившись с поезда, и не превратился в фарш.
– Значит, на то была воля господня.
– Что ты от меня хочешь?
– Я предлагаю тебе выгодную сделку, – ответил Мэнгри. – Ты отдаешь мне Вацуру, а я тебе – Юлю.
Этот негодяй поставил Линчо в безвыходное положение! Линчо ухмыльнулся, сплюнул под ноги и спросил:
– А ты не боишься, что я тебя сейчас покалечу и в бочку посажу?
– Не боюсь, – ответил Мэнгри. – Потому что ты этого не сделаешь.
Он посмотрел на солнце, вытер рукавом пот со лба и добавил:
– Без воды на такой жаре Юля долго не выдержит.
– Какая же ты сволочь! – не сдержался Линчо.
– А ты не сволочь? Ты ангел? – крикнул Мэнгри и кивнул на Трушкина. – Ты спросил у этого несчастного, хочет ли он ехать в сельву?
– Только не надо корчить из себя добродетельного человека! – крикнул Линчо.
– Вот и объяснились! Значит, ты согласен?
– Зачем он тебе нужен?
– Но я же не спрашиваю, зачем тебе нужна Юля! – улыбнулся Мэнгри.
– Пошли! – ответил Линчо и скрипнул зубами от досады.
Трушкин из всего разговора понял лишь два слова: «Вацура» и «Юля», – тем не менее природная сообразительность подсказала ему, что в эмоциональном споре решалась его судьба.
Стараясь не встретиться взглядом с пленником, Лично с хмурым видом хлопнул его по плечу, принуждая идти вперед. Мэнгри свернул в сторону от терминала, безошибочно находя путь меж черных, покрытых ржавыми подтеками контейнеров и механических агрегатов неопределенного назначения. Потом несколько десятков метров они прорывались сквозь колючий кустарник. Линчо искоса поглядывал на Трушкина, и чувствовал, как к сердцу подкатывает жалость. Убьет его Мэнгри, как пить дать убьет! И придется Линчо оправдываться перед Августино, что-то лепетать про коварство Мэнгри. И Юля будет свидетелем этого позора? «Пусть он только приведет меня к ней», – с абстрактной угрозой подумал он, еще не представляя, что будет делать дальше.