Завещаю вам жизнь.
Шрифт:
Что-то здесь не сходилось. Чего-то здесь Алферов недопонимал. А понять следовало абсолютно все.
Он лежал и глядел в дождливый сумрак. Вновь и вновь восстанавливал в памяти последовательность происходившего с «Альфой» и «Гелой». .
Думал о судьбе «Аргуса». Сопоставлял различные варианты возможных действий разведчиков и фашистской контрразведки.
И не находил ошибки в своих выводах.
Зазвенел будильник, поставленный на 7.30.
Катя села, поправляя рассыпавшиеся волосы. Думая что муж еще спит,
Наверху кто-то ходил.
За стеной включили радио. По интонациям левитановского голоса -Алферов догадался, что передают сводку Информбюро.Танюшка побежала умываться. В ванной шумно заплескалась вода.«В чем же мой просчет? — думал Алферов.
– В чем?» Катя подошла к тахте, присела, положила руку ему на лоб.
Он открыл глаза.
— Давно не спишь? — спросила Катя.
Свою ошибку Алферов понял шесть дней спустя К этому времени еще ничего не определили: работает ли на нас Винкель из Берлина, это сам Винкель или его фашистский дублер? Получаемая за подписью «Гела» информация оказывалась не очень интересной, запоздалой но и особых сомнений вызывать не могла. Васильев, читая телеграммы, пожимал плечами.
— Всяко бывает. — неопределенно произносил он.
Васильев, видимо, тоже напряженно думал о «Геле», уже не повторял на каждом шагу, что оснований для беспокойства не существует.
Генерал вычеркивал текст телеграмм, направляя «Геле», каждое лишнее слово.
Доклады о работе с «Гелой» выслушивал каждый день но о своем решении не говорил.
А Алферов догадался об ошибке как бы внезапно. Заглянул работник смежного отдела, попросил спички, пожаловался, что сильно устал.
— Не прибедняйся, — сказал Алферов. — Говорят, вы здорово поработали.
— Служим Советскому Союзу! — хитро подмигнул сосед и улыбнулся довольной улыбкой.
Прикурив, он ушел, а Алферов подумал, что сосед, занимавшийся дезинформацией гитлеровцев, выглядит, несмотря на усталость, счастливым.
И замер, глядя на закрывшуюся дверь...
Васильева на месте не было.
Алферов позвонил адъютанту генерала.
Генерал собирался уезжать.
— Очень срочно! — взмолился Алферов. — Скажи, что очень срочно!
Целую минуту он томился возле телефона, пока не услышал сдержанный голос адъютанта.
— Можете зайти, — сказал адъютант. Алферов почти бежал.
Генерал ждал в шинели. Поднял брови.
— Товарищ генерал! — сказал Алферов. — Разрешите доложить...
— Новости? — спросил генерал.
— Нет. Относительно ошибки с «Гелой». Товарищ генерал, я, кажется, понял! Пятого сентября дезинформацию дал именно «Гела». Понимаете, сам «Гела», товарищ генерал! И передал ее Винкель. Не кто иной, как сам Винкель!
Генерал стоял и смотрел на Алферова.
Расстегнул шинель, снял, повесил на вешалку.
Вернулся к столу. Нажал кнопку звонка.
— В школу поеду через час, — сказал генерал адъютанту. — Машину не отпускать. А ко мне Васильева. Немедленно.
Дождался, пока адъютант вышел, обернулся к Алферову.
— Садись.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Хабекер приветливо улыбнулся человеку с ровным пробором в каштановых, явно подкрашенных волосах.
— Извините, что побеспокоил вас, господин советник. К сожалению, служба...
— Я понимаю, — спокойно сказал человек с ровным пробором. — Видимо, вам нужны какие-то сведения.
— Кое-что, господин Штейн, — кивнул Хабекер. — Надеюсь, вы понимаете, по отношению к вам никаких- э„ претензий нет.
— Можете задавать вопросы, — сказал человек, названный Штейном. — Я вас слушаю, господин... э-э-э-
— Хабекер! — сказал Хабекер и потер сухие руки, Я рад, что вы пришли, господин Штейн. Очень рад. Ибо надеюсь с вашей помощью выяснить некоторые подробности... жизни нашей колонии в довоенной Варшаве.
— Колонии? — переспросил Штейн. — Вряд ли могу быть полезен.
— Но ведь вы были пресс-атташе в Польше, не так ли?
— Совершенно верно. С тридцать шестого по тридцать девятый год. До начала войны. Однако я не сводил знакомств с членами немецкой колонии.
— Понимаю! — сказал Хабекер. — И все же были членом журналистского клуба в Варшаве?
— Естественно.
— Значит, вы знали немецких журналистов, посещавших клуб?
— Конечно!
— Не можете ли вы назвать хотя бы некоторых?
— Хм... Ну, Вольдемар Лейтц из «Фелькишер беобахтер», доктор Лауен из «Мюнхен нейзте нахрихтен», Инга Штраух из «Франкфуртер цейтунг», еще кое-кто...
— Вы довольно часто встречали названных вами господ? Доктора Лауена, например?
— Как сказать... Во всяком случае, регулярно.
— В клубе?
— Нет, не только в клубе. Иногда я приглашал их в посольство. Советовал, как освещать события в Польше.
— Понятно, господин Штейн. Это входило в круг ваших обязанностей, так сказать.
— Совершенно верно.
— Скажите, господин Штейн, можно ли из ваших слов сделать вывод, что немецкие журналисты были постоянными гостями нашего посольства в Польше? Что у них имелись в посольстве знакомые и помимо вас?
— Видите ли... — Штейн помедлил. — Я не стану утверждать, что у журналистов не существовало в посольстве знакомых, кроме меня. Но эти знакомства не были близкими, пожалуй. Так, обычные официальные знакомства.
Хабекер понимающе покивал:
— Да, да, конечно... Скажите, господин Штейн... Вот среди троих вы назвали Ингу Штраух... Она, кажется, была единственной немецкой женщиной-журналисткой в Польше?