Завет Адмирала
Шрифт:
Сменили лошадь, которую предложил доброволец Самойлов, отцепив её от своих санок, и Каппель продолжил свой последний путь со своей армией.
Двенадцатого февраля передовые части Ижевской дивизии вышли к окраинам станции Мысовой на берегу Байкала, где были встречены частями японского экспедиционного корпуса.
Весь день части армии и обозы выбирались на берег Байкала и сосредотачивались на берегу. В этот день через озеро переправились около тридцати тысяч человек, из которых многие были больны: обморожены, ранены, простужены или страдали от тифа.
В тот же день на станции Мысовой отслужили первую панихиду по генералу Каппелю.
К
Из Мысовой отряды Сибирской армии Колчака, несколько передохнув, отправились в Верхнеудинск, а в конце февраля в Читу.
До конца февраля в Забайкалье вышли около шестидесяти тысяч офицеров, солдат, казаков и мирных беженцев.
Этот путь будет назван Великим Сибирским Ледяным походом, по аналогии с Ледовым походом Добровольческой армии генерала Лавра Корнилова на Кубани в 1918 году и продлился он с ноября до марта на три тысячи верст от Омска до Читы по полному бездорожью, снегам, тайге, руслам многих рек и Байкалу в сильнейшие морозы, в условиях периодически возникающих боевых столкновений, при недостатке продовольствия и какого-либо медицинского сопровождения.
Так вершился великий исход русского воинского и гражданского духа, великий перелом и великая мука истерзанной непосильной ношей непонимания, горя и отчаяния, страны. Русский дух выдавливался прессом большевизма, как давят масло из жмыха на маслобойне…бойне!
А жмых потом на удобрение, или из-за ненадобности, – просто в канаву.
Растекалась по миру русская душа, удаль и ум великого народа.
Мир принял их и стал лучше, но безмерно потеряла Россия.
5. Казачий исход. Поиски спасения
В первых числах марта 1920 года по еще крепкому льду Иркута со стороны города в деревню Шаманка нагрянул под вечер отряд верховых числом в четверть эскадрона.
Это были опытные казаки из охраны адмирала Колчака, что маялись который год, не выбравшись окончательно из одной войны с германцем, как попали на другу, такую малопонятную своей жестокостью и казалось бесконечную по срокам.
Казаки, укутанные по глаза в башлыки, в длинных заснеженных шинелях с карабинами за спиной и большими мешками с провиантом, теплыми вещами и оружием, притороченные к седлу позади всадника, молча и сосредоточенно вошли в деревню на усталых заиндевелых на морозе конях.
Кони фыркали, сбивая намерзающий на морде и ноздрях лёд, и устало брели, понурив головы, прикрывая усталые глаза ресницами с бахромой измороси.
Впереди отряда суетился на резвом мерине сотник Кондратий Хватов, который вёл себя нервно, покрикивал на казаков и вертелся на своем коне, выбивая копытами снег.
На Хватове ладно сидела серая папаха с бело-сине-красной кокардой и овчинная армейская куртка-бекеша. Из-под папахи выбился длинный, свалявшийся в долгих скитаниях русый казачий чуб. В руке Хватов держал нагайку, сбоку висела шашка. Потертый боевой карабин был ловко приторочен к седлу.
Хватов был из местных.
Крепкий, коренастый молодой мужик, с круглым обветренным и обмороженным лицом, на котором
И то, правда. Стоило вступить в разговор с сотником, сразу слышался в голосе скрежет металла. Губы кривила усмешка, в которой читалась ирония и недоверие к собеседнику.
Такая манера общения у Хватова сложилась за годы войны, в то время, что приходилось самому быть в числе рядовых и вынести многие тяготы окопной жизни, а, продвинувшись по службе, стать командиром над казаками и усвоить, что для влияния на подчиненных следует всегда быть придирчивым, жёстким и непредсказуемым в своих действиях. Жизнь научила – надеяться можно только на себя, а рассчитывать на реальную поддержку служивых и то же многому наученных казаков – дело пустое. Особенно теперь, когда погнали красные войска белые отряды и нужно было думать, и искать ту щель, в которую можно было забиться, сохранить жизнь и какую-никакую перспективу в этой самой жизни.
Таких как Хватов, опасались за резкость и непредсказуемость рациональных и жёстких действий, а значит уважали, - точнее боялись, а потому слушались и спешили исполнить сказанное даже спокойно в полголоса, как просьбу, потому что, если ослушаться, в другой раз тебе это припомнят и обязательно накажут.
Повоевав с крепким германцем и более хлипким австрийцем, Хватов, вернулся в деревню после службы вахмистром, серьёзно продвинувшись по службе. А когда грянула революция, вскоре снова отправился на фронт по призыву уже в белую армию и при отсутствии достойных и опытных командиров вырос сразу до сотника. В белую гвардию Хватов отправился по убеждению. Как-то ему сразу было понятно, что все эти лозунги про свободу, землю и волю, просто козыри в руках шулеров, взявшихся перекраивать вековой уклад. Не верил Хватов, что кто-то кому-то отдаст хоть толику по доброй воле. Чтобы хоть что-то, хотя бы самую малость дать, это что-то нужно было отнять у другого. А в чем тогда смысл?
И как только в деревне возникли первые Советы с голытьбой во главе, Хватов не стал испытывать судьбу – собрался наспех и в ночь ушёл из деревни в войска.
Теперь, оказавшись во главе отряда, Хватов направил его в знакомые места, намереваясь выйти из западни, что устроили красные и белочехи, перекрыв железную дорогу и основные пути отступления на восток – узкое горлышко вдоль отвесных берегов Ангары и Байкала по знаменитой кругобайкальской железной дороге, что протянулась на сотню вёрст по вырубленному в скале карнизу вдоль обрывистого крутого берега к стылым водам великого озера.
Дорога эта изобиловала десятками протяженных и коротких тоннелей, множеством арочных мостов, подпорных и водоотводных стенок и даже в обычном своём состоянии и хорошую погоду представляла для поездов непустячное испытание: скорость движения была строго регламентирована, а машинисты внимательно смотрели вперёд, опасаясь камнепадов с отвесных скал.
Дорога предстояла не близкая и первый её этап предполагал выход по льду реки и таёжным тропам к южной оконечности Байкала.
Среди казаков выделялись добротной дорогой формой и осанкой три офицера и упряжь из двух лошадей, управляемые верховым солдатами, которые несли подвязанный между лошадьми груз. Сотник за ними присматривал особо по поручению штабс-капитана Соколовского, зная, что это офицеры со специальным поручением штаба, о сути которой они не скажут никому.