Заветная Мечта
Шрифт:
– Ах!- взвыл парень,- мам! Я... Ах!
Он уже ощущал, как распирает низ его живота, и удерживать семя внутри становится просто невозможно.
– Даня.
Понять интонацию и эмоции мамы было просто невозможно, столько всего смешалось в её возгласе. Блаженство и удивлённый испуг, восторженность и сокрушительное осознание, любовь и стыд. Её ноги разомкнулись, и юноша едва успел отпрянуть назад, покидая заветное лоно, когда пульсирующая головка щедро исторгла из себя первый залп. Одна за другой с неё срывались извивающиеся змейки густой белой жидкости, чтобы расчертить собой упругий живот и
Парень задрал голову к потолку, мысленно бичуя себя за то, что не может сдержаться и продолжает кончать, испытывая неземное блаженство, как вдруг почувствовал, что его наэлектризованной плоти коснулись мягкие пальцы. Аккуратно и как-то робко, они сомкнулись на жарком стволе и легонько сжали его, прежде чем начать медленное движение вверх-вниз. И Данила понял, что новая волна уже рвётся наружу, а сдержать её просто невозможно.
Его головка тёрлась уздечкой о нежную кожу маминого запястья, а шаловливый мизинчик то и дело задевал край, чем-то отдалённо похожий на шляпку гриба и движение руки любимой начало постепенно ускоряться. Впрочем, долгой стимуляции не потребовалось. Десяток секунд, может немного дольше, и Данила задрожал, чувствуя, как по всему телу, а особенно в паху вспарывают нервы бритвенные лезвия исступления. Оно было не таким, как обычно. Болезненное, жестокое, сжимающее лёгкие грубыми пальцами, искрящееся словно сварка. Всепоглощающее и слишком сильное.
Парень вскрикнул, потом сжал зубы и согнулся пополам, стремясь закрыться от чрезмерных ощущений. Он рухнул на колени, закрывая естество руками, и уткнулся лицом между маминых ног, растерев по щеке смесь её сока и собственного семени. Юноша замер, силясь вновь вдохнуть, и начисто лишился разума.
Даниил вздрогнул и открыл глаза.
Он сидел на коленях, положив голову на тёплое и липкое одеяло. Плечи юноши упирались в край кровати, а руки безвольно висели вдоль тела. Несколько мгновений парень не мог понять, где он и что происходит, но потом из памяти постепенно начали всплывать события, слишком прекрасные, чтобы быть правдой.
Приложив определённое усилие, он оторвал голову от своего ложа и, щурясь от неожиданно яркого уличного света, огляделся.
Это была мамина комната. Мамина постель. Мамин силуэт, сжавшийся комочком у изголовья.
– Мам?- позвал Даня.
Силуэт вздрогнул.
– Мам? Ты в порядке?
Юноша попытался найти силы, чтобы подняться со своего места, но ватные мышцы слушались без всякой охоты.
– Мам?
Но ответа не было, лишь тихий всхлип. Он придал Дане сил и, преодолевая дрожь тела, юноша, наконец, заполз на взлохмаченную постель. Мама вздрогнула, почувствовав его движения, но не повернулась в сторону сына. Лишь ещё плотнее обхватила свои прижатые к груди колени и всхлипнула.
– Мам, не надо.
Данила подполз ближе и попробовал коснуться плеча любимой, но та лишь вздрогнула и отстранилась.
– Мам?
Женщина его мечты нервно уткнулась глазами в колени.
– Что мы наделали?- едва слышно пролепетала она,- что Я наделала?
Юноша уселся рядом с ней и, преодолевая
– Не надо, мам, всё хорошо,- принялся уговаривать он.
Но его любимая не воспринимала слов, может и вовсе их не слышала, погрузившись в состояние всеобъемлющей тоски.
– Мам, всё хорошо. Слышишь?
– Пожалуйста, не надо.
– Не плачь. Мам...
– Я люблю тебя.
Даня сильно-сильно сжал в объятьях единственную желанную в его жизни женщину и принялся шептать ей на ухо утешительные слова, надеясь успокоить и ободрить, но слышал в ответ лишь рвавшую душу мантру:
– Что я наделала?
Так они и сидели в полумраке комнаты. Он обнимал и успокаивал. Она всхлипывала и твердила себе под нос одну и ту же фразу.
Ночной мрак постепенно начал рассеиваться и чернильная темень за окном посерела, когда мама всё же обратила внимание на Даниила.
– Ты понимаешь, что мы натворили?- спросила она, явно обращаясь к сыну.
– Ничего,- ответил парень.
Глаза его любимой широко открылись, выражая недоумение.
– Ничего мы не наделали,- повторил юноша, стараясь придать своему голосу уверенности,- слышишь? Ничего! Мы взрослые люди и это вполне нормально для взрослых людей.
Мамино лицо исказилось гримасой.
– Ты мой сын. А я твоя мать! И это абсолютно ненормально!
Данила ловко сдвинулся со своего места и пересел так, чтобы плотно сжатые мамины лодыжки оказались между его обнажённых бёдер.
– И что? Я всегда хотел тебя, а сегодня и ты хотела меня. Мы не сделали ничего плохого.
Его любимая вздрогнула.
– Я не должна была...- начала она очередную тираду самобичевания, но вдруг сбилась и бросила на сына удивлённый взгляд,- ты всегда хотел?
– Конечно, мам,- Даня расплылся в широкой улыбке, надеясь скрыть за ней свой страх.
– Как это понимать?
Юноша моргнул.
– Так и понимать. Я всегда хотел тебя. Ты мой идеал. И я люблю тебя. И как маму. И как женщину,- отчеканил он.
– Я не понимаю.
В глазах мамы застыло недоумение притравленное испугом.
– Чего тут понимать?- Даня неожиданно ощутил, что, наконец, может избавиться от груза вины и сознаться в своей страсти.
Ему было страшно открыться маме, рассказать ей, как он столько времени пользовался её доверием и злоупотреблял наивностью, ведь спрогнозировать реакцию любимой на подобные известия было очень сложно. Но всё уже изменилось. Вернуть вчерашний день, и что-то изменить в нём было попросту невозможно, а значит, нужно было начинать строить нечто новое. И Даниле не хотелось, чтобы фундаментом этих отношений была ложь и недомолвки.
"Будь, что будет"- наконец решил парень.
– Я должен тебе кое в чём признаться,- нехотя произнёс он.
Говорить правду легко и приятно. Глупая фраза, которая не имеет никакого отношения к реальности. Юноша надеялся, что мама оценит его откровенность, проникнется пониманием и сочувствием к заветному желанию своего сына. Конечно, она уже никогда не будет видеть в нём своего маленького ребёнка, а возможно и вовсе прогонит прочь, но чем откровеннее становился его рассказ, тем очевиднее было, что иначе поступить парень просто не мог.