Заветная ставка

Ней Сара

Стоять здесь и смотреть, как Райдер Уильямс расхаживает по сцене в комнате, полной перевозбужденных студенток — это не самое лучшее зрелище для меня. Он слишком великолепен. Ну... может быть, не столь великолепен в «горячем» смысле, но в нем есть что-то такое, что заставляет мои внутренности кувыркаться и делать сальто назад. Меня тошнит от мыслей о Кэмерон из Каппы или о ком-то еще, торгующемся и выигрывающем, потому что у меня не хватает смелости сделать это самой.

И от этой мысли меня тоже тошнит.

Очень

драматично, правда?

Райдер появляется на сцене, смиренно машет толпе, слегка согнув плечи и почти застенчиво склонив голову. Его белые зубы сверкают, щеки пылают.

На нем бейсбольная футболка Айовы с его номером на спине, джинсы и бейсболка. Пальцами хватает козырек и приподнимает его, а затем с улыбкой наклоняет к толпе.

Девочки... сходят с ума…

Моя подруга ослабляет хватку на моей руке, слишком поглощённая видом бейсболиста на сцене. Я ускользаю, пробираясь сквозь плотно набитую толпу, как будто пробираюсь через лабиринт.

Я протискиваюсь. В меня врезаются. Толкают пару раза — вот сколько здесь людей: парней и девушек. Давка хуже, чем в клубе в центре города, забитом до отказа.

Это событие всегда привлекает большую толпу, всегда приносит братству кучу денег.

Добравшись до ванной, протискиваюсь в кабинку, прижимаюсь спиной к двери и дышу, сердце бешено колотится.

Ну почему я такая слабачка? Почему не могу быть как мои друзья и просто... пойти на это? Райдер всего лишь парень. Просто еще один парень.

И я вовсе не застенчива — нет, просто сдержанна.

Я единственный член нашей группы друзей, которая всегда готова сидеть, сложа руки, и наблюдать за происходящим, наблюдать, как все остальные валяют дурака.

Мне все еще бывает весело, не поймите меня неправильно, просто не так, как им.

Сквозь ржавую стальную дверь ванной я слышу, как толпа скандирует имя Райдера. Свист и девчачьи крики раздаются в изобилии, и когда я мою руки под струей холодной воды, представляю себе, как он расхаживает по сцене, как павлин, в то время как аукционные номерки взлетают вверх слева и справа, а девушки дико и небрежно торгуются за него.

Я смотрю вверх, на свое отражение в зеркале.

Пристально вглядываюсь в веснушки, разбросанные по моему вздернутому носу, придавая моему лицу то, что я всегда считала солнечными вспышками. Сгибаю рот в сардоническую линию, желая, чтобы я была сексуальнее. Или горячее. Или экзотичнее. Вместо этого выгляжу как одна из тех милых, невинных девушек, с которыми приятно общаться, но не тех, кого приглашают на свидание.

За все четыре года, что я учусь в колледже, ни один парень ни разу не пригласил меня на свидание.

Ни один.

И нет, я не имею в виду пьяниц в баре или парней из братства,

которые пристают ко всему, что имеет пульс, или не имеет, потому что однажды на вечеринке я видела парня, настолько пьяного, что он подкатывал к опорной балке, спускающейся с потолка.

Вот с каким уровнем качества я имею дело.

Пока размышляю, насколько все запутано, что за четыре года я не была ни на одном свидании, наношу немного блеска на губы и морщусь. Запихиваю его обратно в сумочку. Шум аукциона эхом отдается от кафеля в ванной. Толпа возбуждается, скандируя, в то время как Чет громко выкрикивает цифры.

Я слышу, как они возрастают.

Сто долларов.

Сто двадцать. Тридцать.

Я не слышу всего, что он говорит, но кто-то, должно быть, выкрикивает числа, потому что ставка идет от ста тридцати долларов до двухсот.

Я качаю головой, блестящие губы кривятся в кривой усмешке. Какой-то студент тратит свои с трудом заработанные деньги на какого-то парня, с которым они могут провести всего несколько часов?

Когда думаю, что выйти безопасно, уверенная, что Райдер больше не разгуливает по сцене, я открываю дверь ванной.

Теперь, когда толпа увеличилась и возбудилась, найти моих друзей не так-то просто, но наша подруга Селеста высокая и светловолосая, так что требуется всего несколько мгновений, чтобы ее найти. Еще несколько, чтобы протолкнуться обратно.

— Счастливого Рождества! Я купила тебе подарок. — Мэллори ухмыляется от уха до уха, протягивая мне аукционный номер и хлопая им по моей ладони.

Я закатываю глаза.

— Сейчас март.

— Как бы то ни было, не будь такой буквальной.

Я поддерживаю разговор.

— Какой еще подарок?

Она всегда так делает — покупает мне разные вещи. Последний подарок, который она мне купила — золотое ожерелье с надписью «благослови твое сердце». Оно говорит за меня, когда мне нечего сказать. Мэл заказала мне цветы на День Святого Валентина, а на прошлое Рождество купила нам одинаковые пижамы.

Мэллори — самый большой ребенок, которого я когда-либо встречала, и самый милый. Иногда и то, и другое одновременно.

— Это дар любви.

— О.

— Нет, серьезно, я даю тебе дар любви — не используй его впустую.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

А кто может услышать ее за всем этим шумом? В этой комнате так нелепо громко, акустика просто ужасная.

Губы Мэллори шевелятся, но я не могу сказать, выходит ли из них хоть какой-то звук.

— Говори громче! Я тебя почти не слышу!

Она подходит ближе, толкает меня грудью, ее рот так близко к моему уху, что я чувствую ее губы.

— Я говорю, что купила тебе Райдера Уильямса.

И что мне на это сказать?

— Нет, ты этого не сделала.