Завхоз Вселенной

Веров Ярослав

— Сидор Авдеевич Полуголый? Вы знакомы?

— Он меня с таких вот лет знает, — вдохновенно врал Игорёк, показывая рукой, какого росту он был в пору знакомства с господином Полуголым.

— Это меняет дело. Ну что, Игорь, по второй? За общих знакомых?

— И за вас, прекрасная Варвара!

— Не подлизывайся, — отрезала хозяйка и употребила вторую. — Я, чтоб ты знал, подхалимов не терплю. Характер мне твой нравится, серьёзный мужик. А заигрывать со старой коровой… В общем, ты мне голову не дури.

— Нет, вы себя де-ержите. До коровы, думаю,

дело не дойдёт. А эти манекенщицы, танцовщицы — кому они нужны? Видеть их больно. А на вас смотреть приятно. Муж в командировке?

— Муж, — фыркнула Варвара. — Муж наелся груш. Он уже год на даче своей прошмандовки обитает, Раиски-стервозы. Не знаю, чем он там с ней занимается, по-моему, он уже кроме руководящей работы ни на что не способен.

Варваре стало по-настоящему жалко себя: годы уходят, а радости, пьянящей, как коньяк, в жизни нет. Все подруги при любовниках, а она как последняя дура. Хотя любовники — утомительное дело, мужики такие капризные, хуже баб. А если муж — замминистра, то любви от них не жди, а только подавай им. Это мы уже проходили. А этот красавчик, бизнесмен — не бизнесмен, но забавный. Не вор, не аферист. Что-то у него случилось. Про историю с покушением на президента он всё врёт. Не поладил, милашка, с боссом или с женой его переспал. Теперь прячется, дурачок.

— Ну, давай по третьей, чего она греется?

Выпив по третьей, Игорёк поднял крышку фортепьяно и стал играть мелодии Эннио Морриконе.

— Я — композитор, — сообщил он.

— Ты, как я посмотрю, на все руки мастер.

— Есть немного.

Игорёк сменил Морриконе на средневековые гимны, те самые, с которых всё началось.

— А «Надежду» Пахмутовой можешь?

— Легко.

Игорёк сыграл «Надежду» и опустил крышку фоно.

— Хорошо, — вздохнула Варвара. — В стройотрядах пели.

— А я в стройотрядах не был. Эх, вот взять бы всех звёзд и в стройотряды, навсегда. И продюсеров. И сочинителей. Музыки уже нет. Её прикончили. Понимаешь, Варя, пристрелили, как собачонку, выставили на панель. Где великая русская культура? Бизнес, сплошной бизнес. Разве можно музыкой торговать? Это ведь не колготки.

— Да, крепко тебя придавило. Ну-ка иди сюда, садись.

Она показала рядом с собой на диване.

— Мне бы душ принять. Два дня не мылся. Как в Каире ополоснулся, так и всё.

— Будет тебе душ, всё будет. Ты рассказывай. От кого, такой, бежишь?

— Не поверишь, Варенька, от судьбы бегу.

— Кто ж от судьбы бегает? — подобные фразы Варвара почерпнула из отечественных сериалов, персонажи которых никогда не разговаривают по-человечески и широко судят о жизни. — Убил кого-нибудь?

Игорёк помассировал кадык и обронил:

— В пустыне. Иорданской.

Пустыня, вообще-то называлась Сирийской. Но «Иорданская» звучало гораздо внушительнее, почти по-библейски. Игорёк принялся рассказывать об арабской кухне. Затем о том, какая ужасная штука хамсин. Потом в стиле сатирика Задорнова об американцах, какие они тупые и беспомощные в боевой обстановке и как легко обвести

их вокруг пальца.

Варвара слушать умела. Настоящие женщины умеют слушать мужчину. Бутылка водки как-то незаметно опустела. В голове у Игорька образовался приятный шум, и чувствовал он себя вполне по-домашнему. Уже собирался живописать большую луну над Багдадом и яркие звёзды над минаретами, но Варвара взъерошила ему волосы и ласково приказала:

— Марш в душ. Душ наверху. Пойдём, покажу.

— А джакузи есть? — развязно спросил Игорёк.

— Что хочешь есть.

— А давай вдвоём?

— Не-ет, вдвоём не будем. Могу спинку потереть. Хочешь?

— Или вдвоём, или без спинок, — отрезал Игорёк.

Игорёк проснулся. Дневной свет пробивался сквозь кремовые занавески спальни. Игорёк лежал на широкой кровати с водяным матрацем, покачивался на волнах. Вставать не хотелось. Он смотрел на синий в серебристую звёздочку потолок и блаженствовал.

— Продрал глаза, соколик? — в спальню вошла одетая в короткий махровый халатик Варвара. — Вставай, время не ждёт.

— Куда спешим?

— Прислуга скоро явится.

— Стесняешься?

— Дурак. Ты же в бегах. Горничные у нас тут все «стучат». Собирайся, я повезу тебя в санаторий.

— Это зачем? — Игорёк насторожился.

— Да здесь недалеко, в «Кремле».

«Кремлём» на жаргоне обитателей Рублёвки назывался Санаторий Управления Делами Президента «Барвиха».

— Да нужен он мне!

— Нужен, нужен, — не допускающим возражения тоном сказала Варвара. — Там тебя искать не станут. От храпа тебя вылечим. Нервы поправишь.

Игорёк пошарил взглядом в поисках одежды. Одежда валялась, разбросанная по всей спальне.

— Что ты такое говоришь, Варечка? Ещё ни одна женщина меня в храпе не уличала. Не храплю я.

— Хорош трепаться. Храпишь. Держи свои трусы. И в душ.

— Да? Неужели меня всё-таки контузило, — решил Игорёк.

— Красивый ты мальчик, — любовалась Варвара, став в дверях ванной.

— Не храпел я никогда! — никак не мог успокоиться Игорёк. — Да-а, нехорошо. Спать, наверное, мешал?

— Да ладно. Я сплю как убитая. Министр мой приучил. Не храпел — ревел, скотина. Куда только его не водила. Так и не вылечили, идиота. После «Кремля», правда, потише сделался. Чтоб ты знал, все болезни от расстройства сна. Я тоже там лечилась. Врачи вежливые и компетентные. Я договорюсь, будет тебе и питание и койка.

— Ты меня спасаешь, — небрежно произнёс Игорёк и стал вытираться.

— Да, по-моему, тебя спасать не от кого. Тебя от самого себя спасать надо, — пробормотала Варвара.

В ожидании Варвары Игорёк слонялся по двору, пинал сосновые шишки.

Наконец хозяйка вывела из гаража небольшой соломенного цвета пежо. Из будки выбрался, потягиваясь, давешний пёс, кавказская овчарка. Варвара потрепала его за ухо.

— Загуляла твоя хозяйка, совсем про тебя забыла, Дик.

Игорёк присел на корточки и позвал: