Завхоз Вселенной
Шрифт:
— Дик, иди сюда.
Пёс и ухом не повёл.
— Слушай, а как он тебя впустил? — удивилась Варвара. — Он, кроме меня, никого к себе не подпускает.
— Я невкусный, — пошутил Игорёк. — Дик умный. Дик знает, кого жевать бесполезно.
Умный Дик смотрел хмуро. «Точно знает. Вот собака!» — подумалось Игорьку.
— Ну ладно. Открывай ворота.
Вскоре они подъезжали к санаторию. Остановились перед небольшим, скорее декоративным, шлагбаумом. Варвара постучала в окошко проходной и, сняв тёмные очки, осведомилась:
— А что, Витя сегодня не дежурит?
— Пересменка
— Это мой племянник Игорь. Везу от храпа лечить.
— Дело нужное, — понимающе улыбнулся офицер. — Проезжайте.
Загорелся зелёный свет, и шлагбаум поднялся.
Главный корпус представлял собой трёхэтажное здание с пристройкой в виде ротонды, в которой размещалась столовая. Перед входом имелся фонтанчик с тремя неведомыми бронзовыми птицами. Вокруг фонтанчика уже были высажены весенние цветы, зябнувшие на апрельском ветру.
В холле, выполненном в стиле ампир, стояли между колонн на сияющем паркете диванчики-банкетки с затейливыми резными спинками, у окна регистратуры имелся вольер с канарейками и попугайчиками; чуть поодаль — аквариум, где вальяжно фланировали в водной стихии пучеглазые телескопы и солидные, величиной с ладонь скалярии; стены украшали пейзажи.
— Паспорт у тебя есть, беглец? — осведомилась Варвара. — Посиди пока.
Игорёк послушно уселся на диванчик и от нечего делать принялся разглядывать пейзажи. Пейзажи как пейзажи. Не Шишкин. Канарейки хороши.
Канарейки рассказывали весенние истории. Ни одной фальшивой ноты, ни одного коммерческого такта. Игорёк упивался безыскусностью пернатых и прикидывал, какая крутая вышла бы фишка — брать заказы у обитателей Рублёвки на песни для их попугайчиков, павлинов и прочих сов, а так же для их четвероногих друзей. И писать не попсу, а что-то на уровне Моцарта. Не хотят люди слушать хорошую музыку, пусть хоть их домашние любимцы насладятся. Заработок мог получиться неплохой.
— Мечтаешь? — раздался над ухом Варварин голос. Она бросила ему на колени какие-то бумаги. — Смотри, что я принесла. Паспорт — по правилам надо, чтобы он хранился в администрации, но исключения подтверждают правила. Путёвка, карточка для столовой. Питание здесь шестиразовое. Жить будешь в четвёртом корпусе, там спокойнее. Люкс однокомнатный.
— Спасибо, конечно, — обронил Игорёк.
— Спасибо не спасибо, а на выходные жди меня в гости.
Игорёк усмехнулся.
— Смотри, как бы твой пупсёночек не загулял.
— Га-а, — прыснула Варвара и толкнула Игорька в плечо. — Пупсёночек, га-а… Пошли в лабораторию сна. Покажем тебя.
— Ну, пойдём.
В лаборатории сна их принял заведующий, улыбающийся моложавый брюнет с энергичным взглядом довольного жизнью человека. Брюнет крепко встряхнул руку Игорька, галантно поздоровался с Варварой, величая по имени-отчеству, осведомился как её, Варвары Степановны, «ничего» после очередного курса лечения. Варвара Степановна проворковала, мол, вы, Александр Петрович, просто чародей, сон — лучше некуда, а вот у племянника проблемы — храпит. Чародей заверил,
— Глубокая депрессия происходит не от сна, а от трёх глобальных заболеваний человечества: кариес, перхоть и месячные, — съязвил Игорёк.
Врач лишь улыбнулся снисходительно и нажал кнопку селектора:
— Танечка, оформите пациента, — распорядился он. — А мы с вами, Варвара Степановна, ещё немного побеседуем.
В соседнем кабинете Игорёк под руководством Танечки заполнил длинную анкету, требовавшую подробных ответов о том, как Игорёк спит, как бодрствует, каков его рабочий режим и как проводит досуг.
— Придёте после обеда, — сказала Танечка. — Снимем с вас сомнограмму.
— Танечка, а вы просто сестра или старшая сестра? — сколько жил, Игорёк не переставал поражаться, откуда в больницах столько сексапильных медсестёр. Лежишь, бывало, в палате, корчишься от боли, а перед глазами нимфа со шприцем, и коротюсенький халат чуть ли не на голое тело, а под халатом ну просто безукоризненные формы. И пальчики тонкие-тонкие, хрупкие-хрупкие, а как уколет, зараза…
— Это так интересно?
— Обычно самая красивая медсестра одновременно и старшая.
Танечка пожала плечами и не удостоила ответом.
— У меня есть путёвка, и номер мне дали. Приходите в гости. А то я здесь буду совсем одинок.
— У нас так не принято, — ответила Танечка. — Я из-за вас могу работу потерять.
— Жаль, нам могло быть хорошо вместе. Так, где тут у вас четвёртый корпус?
В устланных пушистым ковролином коридорах четвёртого корпуса было зелено: пальма в кадке, алоэ, папоротники, суданская роза и парочка лимонных деревьев.
Игорёк открыл номер, осмотрелся, посетил санузел и вынес приговор:
— Да, жить можно.
Включил телевизор, плюхнулся на диван. Попереключал каналы, остановился на «Евроньюс» — что там, в воюющем Ираке?
«Евроньюс» сообщало: большая часть иракских сил в Багдаде и окрестностях прекратила сражаться. Иракские войска бегут, оставляя военное оборудование: танки, военную форму и противогазы. Вооружённые силы США укрепляют позиции в Багдаде.
Игорёк хмыкнул — танки и форму в оборудование записали. Позиции они укрепляют. Поздно укреплять. Всё, что надо было, мы уже слямзили.
Взгляд его упал на телефон. «Надо бабуле позвонить. Я ж на целую неделю пропал».
— Привет, ба! — бодро начал он. — Как ты там у меня?
— Привет ему… Куда завеялся, охламон? Ты мне что обещал? — в голосе бабушки радость странным образом сочеталась с железной непреклонностью.
Бабуля была старая гвардия, тридцать лет на посту председателя профкома Атомэнергоэкспорта.
— Да? Я разве обещал? Ну, извини, ба, замотался.
— Так всю жизнь и промотаешься, человеком не станешь. Зачем я с людьми договаривалась?