Завидная биография
Шрифт:
Тут старик выставил вперед ногу и громко топнул рваным ботинком.
— Вот, — сказал он, — глядите: если в Лондоне носят такие сапоги, значит, вся Европа ходит босиком. Если англичанин не имеет права съесть пять граммов свинины в день, значит, вся Европа голодает… Это я знаю, сэр, и не говорите мне, что в России есть хлеб и башмаки… Я все равно не поверю…
Георгий Иванович не стал спорить с упрямым стариком. Он вернулся на свой пароход и за ужином рассказал товарищам о неудаче. Моряки выслушали неприятную новость, помолчали… Потом радист Василий Васильевич предложил:
— Не
Это предложение всем понравилось, и моряки разошлись спать по каютам, чтобы с утра пораньше встать и приняться за работу.
На большом пароходе всегда есть к чему приложить умелые руки. Там ржавчина пробилась под краску, там потек кран, там волной вышибло дверь, там насос не качает воду… И замелькали в руках моряков напильники и молотки, рубанки и стамески, жесткие щетки и мягкие кисти… А чтобы работа шла веселее, радист Василий Васильевич приделал на мачту громкоговоритель, поймал московскую передачу и покатились над мутными волнами Темзы чистые звуки радостных советских песен. Один раз даже полицейский пришел сказать, чтобы потише. Но Георгий Иванович его и на палубу не пустил.
— Пускай нам угля дают поскорее, — сказал он, — погрузим уголь, уйдем, вот и тихо будет.
В дружной работе незаметно пролетело время и настал, наконец, последний день старого года. В этот день все моряки, кроме повара, отдыхали, все оделись понаряднее, а радиста Василия Васильевича отправили на берег за елкой. Только он очень скоро вернулся без елки и злой, как тигр. У него даже усы от злости шевелились. Никто его никогда таким не видел.
— Это что же такое? — ворчал он, сердито разводя руками. — Ну, пускай сапоги по карточкам, ну, пускай хлеб по карточкам или, допустим, табак… Но елку, понимаете, елку, и ту по талонам… А где у меня эти талоны, откуда, я спрашиваю, их возьму? Так и ушел ни с чем. Как хотите, ребята, придется без елки…
— Это как же так без елки? — перебил Варин папа, кочегар Бабаев. — Я без елки не согласен!
— Не согласен? — сказал радист. — А где ты ее возьмешь, несогласный?
— Где возьму? А где мы на «Седове» брали? Там и вовсе лед кругом, у самого полюса тогда зимовали. А мы расплели старый веник да к палке привязали. Такая еще елка получилась!
— А мы что, не свяжем, что ли? Еще лучше свяжем! — раздалось со всех сторон.
Час спустя в большой пароходной столовой уже стояла высокая елка, только черная и без иголок. Потом доктор накрасил бинтов какой-то зеленой краской. Бинты нарезали ножницами, повесили вдоль каждого прутика — и елка позеленела, стала совсем как настоящая. Электрик развесил на ней гирлянды красных и зеленых лампочек, а потом со всего парохода стали собирать украшения. Радист притащил тонкой проволоки, блестевшей, как канитель, серебряных лампочек от приемника… Закачались на ветках спелые яблоки, апельсины, красивые ракушки, цветные флажки… Ветки укрыли клочьями ваты, посыпали толченой слюдой, и вата засверкала бесчисленными искрами, точно и в самом деле лежал на елке настоящий русский снег.
Георгий
— Эх, дочка, дочка, — сказал он наконец. — Обманул тебя папка, испортил праздник…
В это время городские часы на башне гулко пробили четыре раза, и Георгий Иванович подумал, что в Ленинграде, у Жени, гости уже собрались.
И вдруг замечательная мысль пришла ему в голову. Он быстро надел пальто, фуражку, перчатки и отправился на берег.
Ровно в восемь часов, когда веселье было в самом разгаре, мама поманила Женю в сторонку и тихонько сказала:
— Приглашай девочек к столу.
— А папа? — спросила Женя.
— А папа приедет позже. Он, наверное, задержался.
— Мамочка, мы подождем!
— Нет, Женя, нельзя, уже очень поздно, — сказала мама.
Женя взмолилась:
— Подождем еще хоть полчасика. Ну, мамочка…
Но мама сказала строго:
— Сейчас же зови девочек к столу, или мы с тобой поссоримся.
Пришлось послушаться. Гости шумно садились за стол, разглядывали большой сладкий пирог, пересмеивались, перешептывались, переглядывались. Всем было очень весело, а Жене этот вечер, такой радостный вначале, вдруг показался очень грустным: папа не приехал, с мамой чуть не поссорилась…
И, садясь рядом с Варей, Женя так старалась улыбаться, что чуть не заплакала.
И вдруг необычайно длинным, упрямым звонком зазвонил телефон. Женя сразу вскочила, опрокинула стул, двумя руками вцепилась в телефонную трубку и крепко прижала ее к уху.
— Не отходите от телефона, — раздался незнакомый голос, — будете разговаривать с Лондоном…
Потом все замолчало в трубке, и в комнате тоже все замолчали, потому что Женя так выразительно подняла руку, требуя тишины, что никто не посмел ослушаться. И вдруг голос, громкий и чистый, давно забытый и незабываемо знакомый, родной папин голос спросил:
— Это кто?
— Это я, папочка, это я, Женя! — закричала Женя.
— Здравствуй, дочка. Поздравляю тебя с Новым годом, — сказал папа. И Женя ответила:
— И тебя также. Мы обе с мамой тебя поздравляем, папочка дорогой, и все девочки тоже тебя поздравляют, и Варя Бабаева поздравляет своего папу, и мы все тоже его поздравляем…
— Весело вам, елка у вас нарядная?
— Сейчас весело, очень весело, и елка такая нарядная… А было совсем грустно без тебя.
— И мне тоже без вас было грустно, а сейчас ничего. У нас тоже нарядная елка… Ну, давай сюда маму и продолжай веселиться. Теперь скоро увидимся, обязательно…
Женя, как самую драгоценную драгоценность, отдала маме трубку и тут только вспомнила, что ничего не сказала папе ни про свои пятерки, ни про то, что она уже пионерка.
— Мамочка, — шопотом сказала она, — скажи папе, что у меня все пятерки, что меня уже приняли… — и, чтобы маме было понятнее, она растопырила пальцы, подняла одну руку кверху, а другой потрогала галстук…