Зависимость. Трилогия
Шрифт:
– Вы даете мне выбор? То есть я могу уйти?
– В любой момент, - мужчина кивает.
– Но должен тебя предупредить, если подобный инцидент повториться, у нас не останется выбора. Наша работа устранять каждую реальную опасность для жителей этой страны.
– Как вас зовут?
Его тонкие бледные губы изгибаются в легкой улыбке, в то время как холодные глаза не отпускают ее лицо.
– Мое имя не имеет значение. Многие из нас отказываются от имен, ради блага большинства принося себя в жертву. Ты можешь называть меня Офицер.
– Вы военный?
– Нет, но когда-то был
– Мне все равно некуда идти, так почему бы не остаться здесь?
– Твой выбор, а сейчас мне нужно работать.
– Сейчас же ночь.
– Мне всегда лучше работается ночью.
– Я пойду, извините, - она направилась к двери, но остановилась в нескольких шагах и повернулась к Офицеру.
– Сообщите, если появится работа для меня. Я...я просто хочу быть полезной.
– Не переживай об этом, - ответил он, не поднимая головы от стопки бумаг.
– Без дела ты не останешься.
Кью вышла из кабинета разочарованной. Не на такие ответы она надеялась, это даже трудно назвать ответами.
Как физически, так и духовно ты абсолютно здорова.
Разве здоровые адекватные люди способны на убийство или нечто столь же мерзкое?
Нет.
Но если ученые и доктора не могут дать ответы на ее вопросы, то кто сможет? Как выяснить, что в ней есть такое неправильное, ненормальное, что сводит ее с ума? Что за глупости она наговорила Офицеру, про пришельцев, мутацию...Как это она забыла добавить про криптонит и паука-мутанта?
Ответы, ответы...От долгого напряжения болела голова, и стучало в висках. Еще одним прекрасным дополнением ко всему вышеперечисленному была внезапная тошнота и чувство слабости.
Кое как Кью добрела до своей камеры, то есть комнаты, трясущимися руками открыла дверь и почти сразу же повалилась на кровать, почувствовав, как металлические пружины впились ей в ребра.
Гораздо важнее другой вопрос: готова ли она сама услышать правду.
Любые поиски бессмысленны, если добравшись до финиша, она побоится сорвать ленточку и забрать свой приз.
Насколько страшной может оказаться правда, которой она так упорно добивается, и не безопаснее и комфортнее ли оставаться в блаженном неведении?
Казалось, она закрыла глаза всего на мгновение, но когда открыла их снова, то снова увидела перед собой колодец и тихий дворик с...
Кью закрыла глаза, желая перестать видеть, но видение продолжалось, а ее глаза продолжали быть широко открытыми. Это как пожар, как несущийся на тебя с запредельной скоростью грузовик, когда ты знаешь, что еще мгновение, и он раздавит тебя, но не можешь ни отойти в сторону, ни перестать смотреть. Когда действие, которое в реальной жизни происходит за несколько секунд, растягивается на долгие минуты.
Это не просто сон, а очередное воспоминание, всплывающее из глубин ее искалеченной памяти. Громкий скрип, с которым открывается дверь, струящийся красный поток, и рука. Нет, на этот раз это не просто рука, а все тело. Какой-то человек ползет к ней, хватаясь пальцами за землю, царапая гравий и булыжники дорожки, ведущей ко входу. Рукава его рубашки разорваны, а кожа под обрывками ткани обуглена. Кью растеряно озирается по сторонам, ожидая увидеть пожар, но дома вокруг погружены в мрачное спокойствие.
– Нет, - шепчет мужчина.
– Нет, пожалуйста, перестань. Я умоляю тебя, не надо больше.
Не надо что?
Кью поднимает руки и видит ярко-красную светящуюся полосу на своих ладонях, затем полоса вспыхивает и ползет вверх, обвивая ее предплечья, плечи, шею...Там, где она продвигается, кожа вспыхивает жаром. А затем что-то взрывается с огромной силой, яркая вспышка света скрывает мужчину, но от его крика в жилах стынет кровь.
Кью закрывает глаза, а когда открывает их, на какое-то мгновение перед тем, как проснуться, видит пустой двор и покачивающуюся на ветру со скрипом дверь. Прямо у ее ног лежит небольшой косок обугленной ткани, но больше вокруг нет никаких следов ни огня, ни взрыва.
Будто ничего и не случилось.
1.8
Ойкофобия -- боязнь дома, возвращения домой.
Сем никогда не думал, что ему будет трудно ответить на подобный вопрос. Должно быть, дело было даже не в самом вопросе, столько в том, кто его задал. И главная загвоздка, служившая причиной его длительного молчания, заключалась в том, что ему совсем не хотелось слышать последующие за ответом слова.
И так семья. Конечно, у Сема-ребенка она была: отец, мать, любимая кошка и Элоди, которая являлась для него одновременно и названной младшей сестрой и лучшим другом.
Это было давно. И нельзя сказать, что сейчас отсутствие близких сильно его огорчает.
– Они живут на севере. Отец всегда мечтал жить у озера и каждый день ловить рыбу, а мама готова ради него переехать куда угодно. Года четыре назад они продали здесь дом и переехали.
– Ты общаешься с ними?
Ну вот и тот самый вопрос. Трудно объяснить человеку, трагически потерявшему семью, почему ты не общаешься со своей, имея такую возможность. В любом случае рано или поздно дети взрослеют и покидают родительский дом, чтобы начать самостоятельную жизнь. Им было лучше там, где они сейчас, и безопаснее. Для Сема было проще посылать поздравительные открытки несколько раз в год, чем объяснять, почему он не поступил в колледж или связался не с той "бандой". Для него было достаточно знать, что с родителями все хорошо, и они ни в чем не нуждаются. Это казалось правильным. К тому же позволит избежать нескольких неприятных моментов в будущем.
– Я звоню им время от времени, - сказал он, наконец.
– Они не знают, кто ты?
Сем громко хмыкнул:
– Прости, но я ни разу не видел брошюру "Как сообщить родителям, что ты демон".
– Возможно, лучше просто им не становиться?
– Не становиться? Это уже со мной, - он указал пальцем на знак в центре свой груди, прекрасно зная, что Белл видит его так же отчетливо, как и он сам.
– Знак моего предательства.
Белл покачал головой:
– Знак того, что ты сдался и опустил руки. Единственное, чего тебе действительно не хватает, - настойчивости и умения отстаивать то, что этого заслуживает. И в неудаче некого винить кроме себя самого.