Зависть
Шрифт:
Наклонившись, Век осторожно поцеловал ее, и потом просто очень долго смотрел в ее глаза. Никогда раньше он не видел перед собой чистого листа. Родился без него. Но в это мгновение? В прожилках цвета лесного ореха в потрясающих зеленых глазах Рэйли он видел возможность новой жизни, которую никогда не ожидал получить.
И тут Век заметил, что тяжесть ушла. Он жил с ношей так долго, что она превратилась во что-то, на что он перестал обращать внимание. Сейчас же, в отсутствии утомляющего давления в каждом его дюйме, он чувствовал себя… свободным. Свежим. Переродившимся.
Одна проблема:
— Знаешь, — тихо сказал он, пригладив ее прекрасные рыжие волосы, — твой отец кое-что спросил у меня в ту ночь, когда мы ужинали все вместе.
— Да? — улыбнулась Рэйли. — Я только помню, как он говорил тебе, что знает, как делать реанимацию.
— Прямо перед этим, — прошептал Век. — Думаешь, я смогу однажды дать ему ответ?
Ее дыхание замерло. А потом на ее лице вспыхнула лучезарная радость.
— Если я правильно понимаю, к чему ты клонишь, то думаю, сперва ты должен будешь спросить у него.
— Твои родители свободны на завтрашний ужин?
Она засмеялась, а затем и он.
— Думаю, я смогу это устроить.
— Идеально. — Он стал серьезным. — Ты просто… идеальна.
Баюкая ее у своей груди, Век позволил мирному истощению охватить его: все в этом мире было правильным. Его женщина с ним, как и его душа.
Лучше и быть не может.
Наверху, в Раю, ноги Найджела совершали путь вокруг замка. Но хождение это — не ради восхищения развернутым в честь победы Джима флагом. Не ради проверки безопасности. Свежий воздух тут не причем.
Хотя, если спросить Найджела об этой прогулке, он предложит любую ложь из трех представленных.
Воистину, возможно, у него с Джимом больше общего, чем он полагал.
Но если он предъявит подобное объяснение любому человеку или собаке, его объявят лжецом: он нес с собой тарелку, укрытой салфеткой из дамаста [144] … и под опрятной тканью лежала смородиновая булочка, два бисквита и свежая клубника.
И пока он шел с выпечкой, глубоко в душе он испытывал отвращение к своему поведению в духе дворецкого. Но ему была необходима существенная причина, чтобы пойти туда, куда он направлялся, не для всех остальных пытливых умов, а для предполагаемого получателя этой трапезы.
144
Дамаст — узорчатая шёлковая или полотняная ткань.
Стоит сказать, однако, что это не просто прекрасное для совсем не Прекрасного [145] , которое он нес с собой. Он также должен поделиться новостями.
Приближаясь к покоям Колина, он чувствовал себя придурком королевских масштабов, но ведь архангел не появился на общей трапезе и пропустил послание, образно выражаясь. К тому же, очень вероятно, что он проголодался к этому времени.
Отговорки, все отговорки… Найджел хотел увидеть везучего придурка.
145
Аллюзия к шекпировской фразе «sweets to the sweet» — «Прекрасное — прекрасной».
Будь прокляты они оба.
А также тихие-мирные расставания.
У входа, он прокашлялся.
— Колин?
Ожидая ответа, Найджел подоткнул салфетку, удостоверяясь, что она по-прежнему прикрывает сладости.
— Колин.
О, довольно с него оков вежливости.
Найджел вошел внутрь и замер. На скромной койке было разложено три костюма, каждый с гармонирующими галстуками, носками и обувью.
«Набор черного и бледно-серых цветов, лежавший посередине, пойдет ему больше всего» — подумал Колин.
Поставив блюдо, он потянулся к добротной ткани рукава. Странно, что архангел выложил их здесь. Колин не был особо разборчив в своих одеяниях.
Отвернувшись, Найджел окинул взглядом книги в кожаном переплете. Дорожный сундук. Масляную лампу, что горела мягким светом.
Куда ангел собирался в таком виде?
И потом он вспомнил: Колин был внизу с Эдвардом, а где Эдвард, там и Эдриан.
Этот самоуверенный ангел с фетишем на пирсинге никогда ранее не был замечен с представителями своего пола, но не то, чтобы Найджел вдавался в эту сторону жизни его подчиненных. К тому же, Колин был неотразим. Именно это поставило Найджела в то положение, в котором он оказался сейчас.
«Какой же он дурак» — подумал Найджел. Какой дурак.
Он вышел, но тихо опустил за собой занавес. Чтобы его засекли ему нужно в последнюю очередь…
Веселый свист заставил его повернуть голову.
Когда он прокрался за палатку, его дыхание замерло. Колин стоял посреди несущегося потока спиной к берегу, мягкая обтирочная ткань спала с его плеч, оставляя след мыла между мускулами торса, спускаясь ниже…
Голова Колина повернулась, а потом и верхняя часть его тела.
Найджел сглотнул ком, когда их взгляды пересеклись. Мужчина являл собой зрелище, которое Найджел уже видел и одновременно не встречал ранее.
— Добрый вечер, — сказал архангел, прежде чем продолжить омовение своей груди.
Намывая свою кожу, Колин не отворачивался, вместо этого продолжив опускать эту ткань ниже, все ниже и ниже…
— Собираешься куда-то? — горько спросил Найджел.
— Да.
— Куда?
Архангел развернулся на сто восемьдесят градусов…и, учитывая, что затевало тело мужчины, Найджелу хотелось цветасто выругаться. Наряды. Омовение. Пропуск трапезы, будто он готовился для чего-то особенного.
Эта эрекция.
Если не Эдриан, то может, человеческий поклонник? Или, возможно, душа по безопасную сторону стен Бастиона?
— У меня новости, — Найджел заставил себя говорить учтиво. — Которые были озвучены за десертом, между прочим.
— Жаль, что меня там не было.
— Воистину.
Пока шел разговор, периферийное зрение Найджела блистало мучительной остротой: хотя Найджел не сводил взгляда с лица Колина, он также слишком ясно видел бережное внимание, которое архангел оказывал своему достоинству.