Завод 2: назад в СССР
Шрифт:
Решив не терять времени, я двинулся в то место, где, согласно схеме дяди Бори, была приготовлена для таких как я дырка в стене.
Глава 14
Собака была на время обезврежена. А никаких других препятствий в осуществлении моих целей не намечалось. Я завернул за корпус, подметил, что правильно определил местоположение — дырка красовалась в задней стене корпуса, примерно посредине, напротив забора. Судя по тому, что проделанное чьими-то заботливыми руками отверстие оказалось перекрыто листом фанеры, Пушкин о нём прекрасно знал и как мог пытался заделать. Вышло, правда, откровенно скверно, и поэтому я продолжил её обследовать. Край фанеры отошел от стены и открывал проход, поблёскивая гвоздём,
Как бы то ни было, но передо мной стояла вполне отчётливая цель — отодвинуть фанеру и проникнуть внутрь. Этим я и планировал заняться. Я огляделся, убеждаясь, что здесь нет лишних свидетелей моего, скажем так, не самого законного намерения. Хотя это были излишние предосторожности, потому что в такой закоулок без особой надобности народ просто не заходил. Метров через десять был тупик, заканчивающийся небольшим складом пары десятков ржавых металлических бочек.
Я быстренько отмотал проволоку, отодвинул лист фанеры, стараясь не сильно шуметь, и обнаружил довольно-таки широкий проход, дыхнувший вонью из чего-то прелого, грибка и ржавчины. В полный рост в него, конечно, было не зайти, но всё-таки этого лаза хватало, чтобы заползти туда на коленках. Ладно, чего ради пользы дела не сделаешь. Надо на коленках проползти — проползу, как Перепелица, где наша не пропадала. Прежде я всё-таки заглянул в зияющую темнотой пустоту и, когда через несколько секунд глаза привыкли, разглядел те самые прутки, о которых говорил дядя Боря. Не знаю, принадлежало ли всё здесь хранящееся Пушкину, но прутков было настолько много, что я даже не взялся их сосчитать. Все они стояли прислонёнными к стенке, а из помещения размером с кухоньку в хрущевке выводила старая железная дверь. Она закрывалась неплотно, и через имеющиеся щели пробивался свет со стороны склада.
Неплохо, недурная заначка есть у товарища Пушкина. Тут и правда забором можно садовый участок обнести, хотя я, конечно, сомневался, что прутки ему нужны именно для этой цели. Всё-таки для такого можно придумать много чего попроще.
Задерживаться здесь надолго я не собирался, сунул руку за пазуху, вытащил штангенциркуль, который прихватил с собой по такому случаю. И, замерив несколько прутиков, отобрал подходящие и поставил их отдельно. Мне было нужно всего-то четыре штуки, думаю, Пушкин даже пропажи не заметит. Главное только — намотать проволоку обратно на крепление, и вообще не будет заметно, что кто-то недавно куда-то влез и что-то брал. Я аккуратно выкинул прутки через лаз, спрятал штангенциркуль обратно за пазуху, вылез сам и начал крепить обратно фанеру.
Наверное, через пару минут я бы уже увильнул со заводского склада незамеченным, но, похоже, судьба не хотела, чтобы все заканчивалось так просто. Привязывая последнее крепление, я услышал за своей спиной отчётливой собачий рык…
Похоже, что пёсик успел умять свою «собачью радость» и теперь был не прочь вернуться к выполнению своих непосредственных обязанностей. Очень похоже на то, что мы малость не рассчитали с его прожорливостью, и ливерной колбасой следовало запасаться в больших количествах. Но кто же знал, что это не пёс, а настоящий гиппопотам.
Я медленно обернулся, стараюсь не делать резких движений, чтобы не провоцировать животное. Кобель стоял уже в полуметре от меня, чуть нагнувшись, скаля клыки и прижав уши. Настроен он был крайне недружелюбно.
— Хорошая собачка, колбаска тебе понравилась? — прошептал я, лихорадочно соображая, что делать дальше. —
Если мне не изменяет память, то главное в коммуникации с животными — не дать им почувствовать, что ты боишься. Не сказать что мне было страшно, но я старался не представлять, как эти клыки сантиметра по три в длину вонзятся в мою плоть.
— А ещё колбаски хочешь? У меня для тебя кое-что есть, — я медленно сунул руку в карман своей куртки.
Конечно, никакой колбасы у меня там не завалялось, но в кармане лежала промасленная ветошь. Фокусник из меня так себе, но тут уж как — работаем с тем, что есть. Надо убедить пёсика, что в ветоши его ожидает что-то вкусненькое.
Подействовало, собака перестала скалиться и начала втягивать своим носом воздух, пыталась угадать, что я для неё приготовил. Я, стискивая ветошь в кулаке, так же медленно поводил тряпкой возле носа животного.
— Тебе точно понравится, — продолжал разговаривать я с собакой.
Пёс с явным любопытством проследил взглядом за моими движениями и издал звук, похожий на сглатывание.
— Что, слюнки потекли, мой хороший? Хорошая собачка, — я как мог успокаивал мохнатого.
И, чтобы его отвлечь, замахнулся, выкинув ветошь подальше. План был максимально прост — пёс побежит за тряпкой, начнёт её обнюхивать, а я схвачу прутки и ну бежать отсюда, пока ходят пароходы. Пёс теперь уже не только глазами, но и поворотом морды проследил за моим движением. Ветошь упала в нескольких метрах от ржавых металлических бочек. И я уже думал дать деру, когда из-за бочек вдруг появились морды подельников Собакевича. Это были щенки, возраста от силы двух месяцев, но учитывая, что их папаша размером со слона, вымахали щеночки будь здоров. Меня они увидели сразу… о том, что я человек, угощавший их папку ливерной колбасой, они, разумеется, не знали. И начали гавкать сплошным собачьим хором. Появилась тут как тут их мамаша, за которой и ходила вся эта дружная компания. А вот папа, видимо, не пожелавший объясняться за съеденную колбасу перед дочками и сыночками, резко потерял к упавшей тряпке интерес.
Вот козёл мохнатый.
— Спокойно, мужик… — я попытался, выставляя перед собой руки ладонями вперёд.
Но слушать меня никто не стал.
Папаша, словно получил дозу озверина, начал по-новой скалиться и угрожающе на меня наступать.
Я схватил прутки и бросился прочь, окончательно поняв, что договориться у нас не получится. Убегать от собак — затея так себе, всё равно догонят, и мне нужно было срочно найти укрытие, чтобы спрятаться. Обижать животных, ответственно выполнявших свою работу по охране склада, тоже не хотелось. Поэтому простой и надёжный вариант пнуть ботинком по носу кинувшегося на меня пса или приложить его камнем по черепушке я даже не рассматривал.
Бежать с прутками было непросто, поэтому на ходу я закинул их в ближайшие кусты. Вряд ли кто-то там найдёт, а я как-нибудь заберу. Впрочем, пёс оказался куда шустрее, чем я мог предположить. Он успел вцепиться мне в штанину, и укуси эта наглая морда на пару сантиметров выше, плакала бы моя пятая точка. Но обошлось — пёс, ухватившись за штанину, начал мотать головой, пытаясь оторвать кусок побольше, и это у него очень даже хорошо получилось. Штаны натужно затрещали, и от них оторвался неплохой лоскут. Пес, держа его в зубах, попятился, удовлетворённый своей добычей.
Я, воспользовавшись возможностью, рванул что есть мочи к замаячившим впереди дверям 53-го цеха. Пара секунд ушла у псины на то, чтобы понять — жертва уходит. Он быстро потерял интерес к добытой в бою тряпке и продолжил погоню.
— Фу, свои! — выкрикивал я на ходу, но пёс такой команды не знал.
Мелькнула мысль, что дверь в цех может оказаться запертой. Но я её тут же отбросил и дёрнул на себя ручку, выдохнув с облегчением.
Открыто!
Вихрем залетел внутрь и захлопнул дверь прямо перед носом пса. Ещё чуть-чуть — и дело не ограничилось бы одними порванными штанами. Пёс ударился носом о дверь, приличия ради поскребся, но лаять не стал и вообще быстро потерял интерес к непреодолимому препятствию.