Завод седьмого дня
Шрифт:
Мухи нигде не было.
Альберт заглянул в комнату к Марте, кивнул матери, забрал тарелку, отнес ее вниз и снова поднялся. Подзывая к себе кошку, он прошел пару раз по коридору и остановился у лестницы, ведущей на чердак.
Дверь была приоткрыта. На него из темноты смотрели огромные желтые глаза.
Фыркнув на собственный мимолетный испуг, Альберт полез наверх, сел на край, свесив ноги вниз, и протянул руки к Мухе.
– Ну, зверь, ты и забрался.
Кошка влезла к нему на руки, вцепившись когтями в свитер,
Поежившись от неприятного ощущения, Альберт обхватил Муху одной рукой и принялся спускаться, глядя себе под ноги. Кошка висела на его плече и уже явно не рада была, что забралась на выстуженный чердак.
Едва спустившись вниз и выпустив Муху, Альберт снова поднялся, чтобы закрыть дверцу. Перед этим он поднялся на чердак и неспешно обошел все углы в поисках чего-то, что могло пригодиться – петли имели свойство промерзать, что делали с большим удовольствием, и до весны на чердак уже невозможно было попасть.
В детстве Альберт очень боялся подниматься на чердак, тот казался ему страшным и жутким, и если Тиль специально посылал его, чтобы что-то забрать, то искал всевозможные способы ускользнуть от обязанности. Просил Юнгу или немедленно убегал делать другие дела.
Сейчас чердак казался каким-то очень маленьким и совсем нестрашным.
Альберт выдвинул несколько ящиков на свет, раскрыл их и тут же закрыл, не обнаружив ничего интересного, кроме аккуратно сложенной (явно материнской рукой) одежды. Он достал куртку Карела, примерил ее на себя и остался доволен. Все лучше, чем кутаться в отцовскую. И наконец-то Альберт дорос до вещей старшего брата – до этого все Кареловские зимние вещи носила сначала Юнга.
Расчистив дальний угол, в котором как проплешина зияло место санок, Альберт выволок на свет большой ящик и открыл его.
Он никогда не думал, что у кого-то в Горе может быть светлая одежда, что уж говорить про белую. Альберт не без удивления вытащил запыленную, но совершенно точно белую юбку, расправил, покрутил так и эдак, за ней следом извлек белую же блузу с широкими рукавами.
Зачем могла пригодиться светлая одежда, он никак не мог взять в толк, поэтому прихватил с собой блузу и начал спускаться вниз. Тихо стукнувшись в дверь, вошел в материнскую комнату. Марта открыла глаза и удивленно улыбнулась.
– Слушай, я тут на чердаке нашел белую одежду, это, наверное, твоя?
Альберт продемонстрировал блузу, которую за рукава растянул перед собой. Меньше всего он ожидал, что Марта расплачется.
Вытирая слезы, она все так же улыбалась. Потерев раскрасневшиеся щеки, похлопала на кровати рядом с собой.
– Садись, расскажу.
Альберт присел, отдал блузу матери, та расправила ее на коленях и погладила рукава.
– Наверное, ты ни разу не видел свадьбы, да, Берти?
Альберт утвердительно кивнул. В свадьбе он тоже не видел смысла, как и в белой одежде.
– В этом я вышла замуж за твоего отца. Мне когда-то эти блузу и юбку подарила моя мать. Потом я думала в них выдать Юнгу, – мечтательно причмокнув губами, Марта хитро покосилась на сына. – Все мечтала, что Юнга за Йохана выйдет.
– Ну да, конечно, – скептично хмыкнул Альберт, отводя взгляд.
Ему снова стало жутко неуютно, тут же показалось, что Марта снова захочет сказать что-то такое, что он не хочет слышать. Конечно, захотела.
– Альберт, послушай…
Но Альберт уже вскочил, сгреб блузу в охапку и направился к двери.
– Да, Марта, хорошо. Я пойду, закончу на чердаке, и мы обязательно еще поговорим. Договорились? – спрашивал он уже из-за дверь, почти ее закрывая.
Марте ничего не оставалось, кроме как кивнуть.
Альберт поскорее влез по лестнице, неряшливо запихнул свадебный наряд в ящик и сел на него, подперев щеку рукой. Он подумал, что если бы Йохан не ушел, а Юнга не заболела, все было бы именно так, как хотела Марта. Интересно, а как бы из-за этого изменилась жизнь Альберта? Если бы все были на своих местах.
Погруженный в невеселые размышления, Альберт шел по коридору к лестнице, когда Марта его тихонько позвала.
Нет, не его.
– Карел, – тихо прошелестел голос матери, такой грустный, зовущий и в то же время не без извечной ее улыбки. – Карел, сынок, иди ко мне.
Альберта от макушки до пяток прошибло холодным потом. Он медленно обернулся вокруг своей оси, но коридор был пуст. Да и в доме никого не было, Альберт бы наверняка услышал.
И он отлично слышал голос Марты. Она закашлялась и снова позвала.
Подходя к двери в ее комнату, Альберт пытался урезонить свой организм: ну и что плохого в том, что Карел вернулся? Это же даже лучше, вдвоем они наверняка справятся, у них все получится.
Вот только какого черта он тогда уходил?!
В общем, дверь Альберт открывал уже с чувством праведного гнева. Решительно шагнув в комнату, он обнаружил, что кричать ему не на кого. Марта протянула руку именно к нему, и взгляд ее потеплел.
У Альберта дрогнуло под ложечкой, когда он услышал:
– Карел, иди сюда.
Альберт вздохнул, покусал нижнюю губу изнутри и все таки подошел, садясь на стул.
– Хорошо что ты пришел, милый.
– Конечно, мам.
От обиды на глаза навернулись слезы. Альберт потянулся и взял руку матери в свои ладони.
– Я очень рада тебя увидеть напоследок. Ты меня выслушаешь, Карел? И, надеюсь, простишь.
Альберт нахмурился и наклонился чуть ближе, чтобы Марте не пришлось напрягать голос. Он буквально чувствовал, с каким трудом ей даются слова – не только напряжение связок, но и какой-то камень на душе.