Завод войны
Шрифт:
Способны ли прадоры запускать человеческие мемпланты и управлять виртуальностью? Неужели ее кристалл попал в клешни этих чудовищ, и если так, чего они хотят от нее? Что ж, есть только один способ выяснить. Очевидно, тот, кто контролирует этот нереальный мир, — кем бы он ни был — дал ей определенную степень свободы. Но ему тоже что–то от нее нужно — может, помучить, а может, заставить бежать по бесконечному кругу безумных сценариев. Она не в силах остановить это. Женщина медленно шагнула во тьму. Пол под ногами стал неровным, потом под сандалиями захрустел гравий. Впереди прорезалась
— Что ж, это неожиданно, — раздался чей–то голос.
Огромный красный шар солнца быстро поднялся и завис над горизонтом, под ним колыхалось лиловое море. Впереди раскинулся белый песчаный пляж, прилежно облизываемый ленивыми волнами. Изабель услышала крик — определенно не чайки. Посмотрев налево, увидела скучный пустынный ландшафт, украшенный кое–где редкими бледно–зелеными мясистыми растениями, формой напоминавшими розу. Растения жались к подножиям гранитных скал, чьи острые вершины терялись в туманной дымке. Справа та же пустыня подкатывала к пологому холму, оккупированному, точно вражеской армией, густыми зарослями гигантских папоротников. А впереди, на камне у берега, сидел человек. Изабель подошла к нему.
— Что — неожиданно? — спросила она.
Мужчина, коротко стриженный блондин с — как оказалось — голубыми глазами, перестал изучать собственные ладони и посмотрел на нее. По–своему он был довольно привлекателен, но мускулами похвастаться не мог и выглядел глупо в дурацких пестрых шортах и майке–безрукавке. Ничего общего с брутальными качками — типажом, который всегда предпочитала Изабель, — у него не было.
— Как себя чувствуешь, будучи настоящим человеком, — ответил он мягким, не вызывающим опасений голосом, протянул руку, подобрал камешек, крепко сжал его — и отпустил, уронив на песок.
Изабель подумала немного над его словами и предположила:
— Ты — ИИ, бродящий по этой виртуальности как человек?
— Частично, — ответил он, скривившись.
— Хайман?
— В некотором роде.
— Чего ты хочешь от меня?
Кажется, он опечалился.
— Я изучил всю твою жизнь, Изабель. Я знаю, почему ты стала тем, чем ты стала, мне известны побудительные мотивы каждого из твоих поступков. Сперва я восхищался, но потом обнаружил, как нарастает во мне отвращение, поскольку, исследуя подробности и взаимосвязи, любой поймет, что сама концепция выбора есть ложь.
— Я не верю в предопределение, — разозлилась вдруг Изабель. — Я сама делаю свой выбор — каждый раз. Я выбрала свой путь.
— Предопределение, — повторил мужчина, отворачиваясь. — Как развитым существам, нам его не избежать.
Но как существа, способные менять и наши тела, и наши сознания, мы можем ввести понятие случайности…
— Ты так и не сказал, что тебе нужно, а также кто — или что — ты такой.
Он вновь повернулся.
— Я изучил твою трансформацию и сделки с Пенни Роялом — ибо именно они меня интересовали больше всего. Я отец–капитан Свёрл.
Изабель отшатнулась. Когда она покидала систему Литорали, отправившись на охоту
— Если ты все знаешь о наших встречах, то уже получил от меня все, что мог, — выдавила она.
— У меня есть информация — практически вся, за исключением отдельных финальных подробностей. Но ответов на мои вопросы она не дает. Единственная наша общая позиция — это то, что оба мы жертвы Пенни Рояла. И оба подверглись — а я все еще подвергаюсь — трансформации. Однако ты и я по–прежнему очень различные существа, Изабель.
— Ясен хрен. Я человек, а ты — псих–краб.
— Я был им, — Свёрл снова разглядывал руки, — но в данный момент и я человек — по крайней мере на треть своего существа.
— Почему я сейчас здесь? — спросила Изабель.
Прадор поднял глаза:
— Как раз из–за упомянутых мной финальных подробностей. Я видел все, кроме этих последних моментов. Твой кристалл провел меня лишь до намерения убить Торвальда Спира. До того, когда контроль над тобой захватил Ткач. Или, скорее, он завладел боевым разумом капюшонника, которым ты стала.
— Но я помню, что было дальше.
— Помнишь, но к этим записям у меня нет доступа. Каким–то способом, каким, я так и не понял, Пенни Роял сделал так, что эта часть твоего существования может открыться лишь с твоего разрешения. И я предполагаю, что именно этот отрезок представляет для меня наибольшую важность.
Изабель боролась со страхом, чувствуя при этом, что что–то огромное и мрачное маячит за безобидным на вид человеком. Она сделала шаг и уселась на камень всего в нескольких метрах от него, потянулась, подняла обкатанный волнами плоский зеленоватый голыш, смахнула песчинки — и с силой запустила его в море, над самой водой. Камешек подпрыгнул четыре раза, весьма порадовав Изабель — но тут, как будто бы Свёрл решил напомнить, кто здесь главный, — голыш, вместо того чтобы, булькнув, уйти под воду, продолжил скакать все дальше и дальше, пересекая море, направляясь к раздутому шару солнца.
— Значит, у меня есть кое–что, о чем можно поторговаться, — заметила женщина.
— Да, в некотором смысле, но не забывай, что моя позиция в этих переговорах будет посильнее твоей. Пожалуйста, не вынуждай меня прибегать к угрозам, Изабель.
Да. Он контролировал эту виртуальность, и он контролировал ее. Он мог бы закольцевать ее в вечных муках — а для него прошла бы всего секунда реального времени.
— Я хочу жить, — сказала она.
— Конечно, хочешь, но это зависит не от меня, — ответил Свёрл. — Мне позволил тебя активировать тот, кто тобой владеет. — Свёрл показал пальцем куда–то ей за плечо, и Изабель обернулась. Там, глядя на море, стоял Трент Собель.