Заводная обезьяна
Шрифт:
Автоларм молчал. Сашка покрутил ручки. Весело залопотал Марсель. "А как в Танжере жизнь,- вспомнил Сашка,- веселятся?" В Танжере все пела низким голосом хрипатая певица. Он взглянул на часы. 3.00. Прошел час Сашкиной вахты.
Уже почти все позавтракали и пили чай, неторопливо прихлебывая из эмалированных, качкой обитых по краям кружек, когда серые коробочки внутренней трансляции заговорили Сашкиным голосом. Все разом умолкли и поставили кружки уже потому, что это был голос Сашки Косолапова, а не вахтенных штурманов, голоса которых знали с полуслова и которые всем уже порядком обрыдли. А говорил Сашка
– Товарищи! У нашего микрофона – бригадир жиро-мучного цеха Василий Харитонович Резник. Предоставляем ему слово.
– Во дают! – завопил Сережка Голубь, но на него цыкнули так страшно и дружно, что у Сережки перехватило дыхание. Стало очень тихо. Так тихо, что все ясно услышали, как Сашка сказал шепотом:
– Давай, дед…
Зашуршала бумажка. Дед кашлянул и заговорил не своим, высоким голосом:
– Товарищи! В дни, когда проходит наш рейс, вся наша страна переживает невиданный трудовой подъем. Труженики города и деревни прилагают все усилия, чтобы досрочно выполнить поставленные перед ними грандиозные задачи…
Дед не уточнял, какие конкретно усилия прилагают труженики города и деревни, а ограничивался общими формулировками. Более подробно он остановился лишь на вопросах, связанных с добычей рыбы, зачитав таблицу уловов по годам, взятую Бережным из справочника "СССР в цифрах".
Дед сидел перед маленькой сетчатой головкой микрофона, подавшись вперед и вытянув шею. Он вовсе не был уверен, что его слышит весь траулер, и все-таки микрофон сковывал его до косноязычия и одеревенения всего тела. Дед совершенно не понимал того, что он говорит. Он старался только не упустить глазами строчку, правильно прочитывать и называть слова, большинство из которых его язык выговаривал крайне редко. Не успевал он сказать одно слово, как уже надо было произносить другое, он говорил все быстрее и быстрее, но все равно паузы казались ему длинными, как зимние ночи. Он не понимал, что говорит много глупостей, вроде того, что "жиро-мучная установка должна стать знаменем в выполнении рейсового задания", а через фразу призывал это знамя поднять. Впрочем, никто из слушавших деда в столовой этого не замечал.
Сашка стоял за спиной деда, изредка глядя, на зеленый глазок индикатора громкости. Он уже не переживал за деда и не жалел его, глядя, как темнеет от пота его линялая штапельная ковбойка. Сашке было стыдно. За деда, за себя, за всех, кто слушает, за то, что все они допускают это публичное унижение старого человека. И когда дед, дойдя до фразы: "координируя движение судна, гидроакустики обязаны в кратчайший…", вдруг запнулся на. Этом идиотском "кратчайший", буквы которого были размыты на бумаге, запнулся так, что и со второго раза не сумел его одолеть, Сашка не выдержал. Он рванулся к деду, яростно, словно давил ядовитое насекомое, выключил тумблер трансляции, выхватил у Резника речь, смял в кулаке и, швырнув бумажный шарик в угол, закричал:
– Дед! Да скажи ты им по-человечески! Можешь ты по-человечески говорить? Отвечай: можешь или нет?!
– Могу.- Дед оторопело моргал. Теперь он уже окончательно растерялся и совсем не знал, что же ему дальше делать.- Господи! Ну говорил же я: не мое это дело,- взмолился он вдруг, но Сашка перебил старика:
– Твое! Это – твое дело. Только скажи просто: так, мол, и так, ребята. Вот что я думаю. Понял?
– Понял…
После того, как выключили трансляцию, столовая, внимавшая речи в мертвом молчании, разумеется, не потому, что кого-нибудь интересовала собственно речь, а потому, что всем казался забавным сам факт выступления деда по радио, разом загомонила на все голоса:
– Зря прервали! Ну, ошибся человек, ну и что? Подумаешь, дело какое! – кричал Сафонов.
– Ну, дает дед! – вопил Голубь.- Артист!
– Давай включай! Сыпь дальше!- кричали, цонькали кружками, даже топали ногами, как в кино, когда пропадал звук. Только Зыбин, казалось, не разделял общего восторга. Отвернувшись с кружкой к иллюминатору, он сказал тихо и зло:
– Цицерон чертов! Научили старого дурака…
А в радиорубке в эти считанные секунды происходила жестокая схватка Сашки Косолапова с дедом Резником.
– Чего ждать, дед? Чего ждать? – кричал Сашка.- Ты что, не варил муку эту?
– Ну, варил…
– Вот и скажи! При чем тут акустики? Что ты в их деле смыслишь? Ты варил муку. Скажи: ребята, давайте попробуем сделать так и так. Можешь сказать? Кого ты боишься? Своих ребят?
"А верно,- подумал дед.-Кого я испугался-то? Сережку-горлопана? Или Ваньку Кавуненко, который без штанов в соплях на огороде моем ползал?"
– Включай,- твердо сказал он.
Сашка включил. Понял: как бы теперь дед ни запнулся, он уже не отступится.
– Значит, так,- сказал дед и замолчал.
В столовой кто-то коротко и громко свистнул и наступила немая тишина. Дед молчал. Но его обстоятельное "значит, так" было таким неожиданным и обещающим, что все поняли: сейчас дед заговорит.
– Значит, так,- повторил дед.- Сафонов вчера в мукомолке восемь раз загрузил пресс и выдал 1 200 килограммов прессованной муки. Это много – спору нет. Но мы с ребятами опосля их загрузили десяти прессов. Это 1 550 килограммов или около того… Ребята, правда, на совесть работали, и Зыбин и даже Голубь…
Тут дед улыбнулся, и в столовой все сразу поняли по его голосу, что он улыбается,- действительно: надо же, Голубь, и на совесть работал,- и все тоже засмеялись. Теперь уже всем стало интересно, не только как, но и что еще скажет дед. Он заговорил снова, и те, кто смеялся, зашикали друг на друга.
– Но я так думаю,- продолжал дед спокойно и совсем уже не торопясь,- я думаю, что две тыщи за смену дать можно- И Сафонов и Коля Путинцев, думаю, подтвердят. Так вот что я думаю: пока рыба не пришла, давайте на муку подналягем… Подналяжем. Ведь мука, она дорогая. И заработок, и делу польза… Да и поработать охота. Верно говорю? – спросил Резник и подождал, не придет ли из микрофона ответ.
– Верно, дед! – густо понеслось по столовой, но слышать этого Резник никак не мог.
– А раз так, вот я и думаю: давайте промеж наших бригад устроим соревнование. Поначалу, к примеру, кто первый до двух тыщ дойдет. А там – что ж загадывать,- может, и больше получится. Так что я со своими ребятами, ну, считайте, вызываю бригаду Сафонова и твою, Колька, на соревнование… Вот и все.- И дед вопросительно оглянулся на Сашку.
Щелкнул тумблер.
– Ну, дед,- закричал Сашка, задыхаясь,- ну, молодец!- Сашка обнял деда и прижался лицом к его колючей щеке.- Ты такой молодец, дед! Ты замечательно говорил, понимаешь! Замечательно!