Завоеватель
Шрифт:
– Ямщиков не останавливают, – резко ответил Хубилай. – Послание не для тебя, кем бы ты ни был.
Тарриал ухмыльнулся. На вид незнакомец чуть старше Париха, а судя по говору, привык командовать.
– Отвечаешь, как воин, – отметил он.
На миг Хубилай воздел глаза к небу.
– Воин на ямской лошади и с кожаной сумой за плечами… Да еще совершенно без ценностей…
– Мы не воры, парень. Мы солдаты. Разница есть. Не всегда, конечно, но, как правило, есть.
К удивлению Тарриала, Хубилай расправил плечи, взгляд его желтых глаз стал еще пристальнее.
– Кто командует твоим минганом? [11] –
– Он в сотне миль отсюда, но из-за тебя, парень, я дергать его не буду. Только не сегодня.
– Как его зовут? – рявкнул Хубилай. В каждом тумене по десять минганов, поэтому он знал почти всех монгольских командиров такого уровня.
Резкий тон заставил Тарриала ощетиниться и удивиться еще сильнее. Один, без оружия, в глуши, этот юнец [12] держался так, что командир дозора заново обдумал его вопрос.
11
Минган – тысяча.
12
И снова автор неточен. В данное время Хубилаю шел 34-й год, и юнцом его никак нельзя было назвать.
– На ямщика ты не похож, – опасливо проговорил он.
– Болтать мне некогда! – раздраженно отозвался Хубилай. – Назови его имя или уйди с дороги.
Не дав Тарриалу ответить, он натянул поводья и повел коня по тропе, прямо на дозорного.
Воин замялся. Ужасно захотелось ударить наглеца. Никто бы не упрекнул его за это, но инстинкт самосохранения велел сдержаться. Слишком странная эта встреча, с самого первого слова.
– Его зовут Хулдар, – ответил Тарриал.
Он решил: собьет странника с ног, если тот попробует протиснуться мимо него. Но незнакомец остановился, на мгновение закрыл глаза и кивнул.
– Послание для Бату из рода Кият-Борджигинов. Только для его глаз и ушей. Отведи меня к нему.
– Что же ты сразу не сказал, парень? – осведомился Тарриал, по-прежнему хмурясь.
– Сейчас же!
Глава 8
Почти не разговаривая, Тарриал и Парих вели Хубилая через горы. У дороги оставили только одного дозорного, а другого отправили к командиру с донесением. Хромой конь отдыхал вместе с другими конями; взамен гонцу дали самого мелкого из своих, норовистого, только и ждущего, чтобы укусить седока за палец.
Парих поделился водой со странным ямщиком. Ни Хубилай, ни Тарриал разговаривать не хотели, и после нескольких неудачных попыток завязать беседу Парих отчаялся. Командир вел их по широкой тропе, петлявшей по холмам. Вдали Хубилай видел горы, но сколько ни обращался к памяти, не мог точно определить, где находится. Воздух радовал свежестью и прохладой; когда Хубилай вел коня под узду или ехал верхом, холмы просматривались на многие мили.
– Из-за хромого коня я и так потерял целый день, – проговорил он через какое-то время. – Нужно идти быстрее.
– Зачем это? – тут же спросил Тарриал.
Он недовольно смотрел на непонятного ямщика, обращавшегося с ними, как со слугами. Тарриал глазам своим не верил, но при каждом взгляде незнакомца Парих чуть ли не в струнку вытягивался. Ямщики такими властными не бывают. Тарриал уже решил, что это какой-то командир, прикидывающийся ямщиком. Он не рассчитывал, что Хубилай ответит, но тот неохотно проговорил:
– По пятам за мною движется целое войско. Еще неделя, может быть, десять дней, и они будут здесь. Твоему господину пригодится любое лишнее время, которое мы выиграем.
Парих разинул рот, а Тарриал перестал хмуриться, неожиданно встревожившись.
– Большое войско? – спросил он.
Вместо ответа Хубилай пнул коня в бок, чтобы прибавил шагу.
– Узнаешь, когда я передам послание твоему господину, – бросил он через плечо.
Тарриал с Парихом переглянулись и пустили коней галопом, чтобы догнать и перегнать странного курьера.
По дороге Хубилай оценивал оборонный потенциал окрестностей. Видимо, лагерь Бату расположен в горной долине, если, конечно, дозорные не соврали о расстояниях. Что он читал об этом в библиотеке Каракорума? Тумены Чингисхана разрушили крепость ассасинов, [13] разобрали ее по камешку. Оплоту Бату дольше не продержаться. При наихудшем исходе его людям придется сниматься с места. С наступлением ханской армии Бату останется бежать без оглядки, шансы спастись ничтожны.
13
Здесь и далее: автор явно что-то путает. Чингисхан никогда не воевал с исмаилитами, это делали его потомки. Впрочем, о сражениях Чингисхана с ассасинами Иггульден уже писал в своем романе «Чингисхан. Кости холмов». Отнесем это на счет авторского вымысла, на который писатель имеет полное право.
Дозорные, прибавив шаг, повели его по горным грядам и долинам, в основном лесистым. Троица ехала звериными тропами; те замедлят войско Гуюка, вынудят двигаться гуськом. В ожидании засад и ловушек хан потеряет не один день… Хубилай покачал головой, пуская коня рысью в полумрак: ветви деревьев, словно полог, едва пропускали солнце. Он давно потерял счет дням и милям.
Однако уже на закате они добрались до внутреннего кольца лагерей дозорных. Тарриал остановился, чтобы наполнить бурдюки, справить нужду, сменить лошадей. Суставы у Хубилая отчаянно скрипели – он спешился, чтобы последовать его примеру. Воины Бату кивали Тарриалу и Париху, а его встречали враждебными взглядами. В лесной сырости дозор несли человек десять, которые постоянно менялись. Хубилай сомневался, что Бату можно застать врасплох, только какой от этого прок…
Усталый гонец сел на свежего коня и вслед за Парихом и Тарриалом поехал прочь из лагеря. Быстро стемнело, и он начисто перестал ориентироваться. Если бы не Тарриал, не сыскать ему дорогу. Лес казался бесконечным, и Хубилай подумал, не нарочно ли дозорный выбрал тропу поизвилистей, чтобы ямщик не вернулся назад и не привел других.
Ехали всю ночь. Под конец Хубилай задремал в седле, поклевывая носом в такт шагам коня. Никогда в жизни он так не уставал. Вот уже и троп не стало. Тут Хубилай заподозрил, что Тарриал ориентируется не лучше его. Звезд не разглядишь, и казалось, что они скачут словно в полусне. Их кони преодолевают невидимые препятствия, послушные окрикам, пробираются через кусты. Чем дальше, тем сильнее хлестали ветви и царапали колючки.
Серый свет зари понемногу вернул лесу привычный облик. Хубилай, весь в кислом поту, едва мог поднять голову. Спина болела нестерпимо. Он то расправлял плечи, то сутулился, стараясь облегчить боль. Тарриал смотрел на него с плохо скрытым презрением. Но ведь сам он до этого целый месяц почти не садился в седло и не истощил организм так, что аж черты лица заострились. От изнеможения Хубилай люто ненавидел Бату без веских причин. Он понимал, что тот в жизни не оценит жертвы, на которые он пошел, чтобы принести известие о походе Гуюка, и кипел от гнева. Подчас одна ненависть и поддерживала Хубилая.