Завтра будет вчера
Шрифт:
Я пыталась ударить их ногами, дергала локтями, чувствуя, как от ужаса сжимается сердце и накатывает приступ дикой паники. Лихорадочные мысли, от которых зашумело в висках, вспотели ладони и покатились слезы по щекам. Почему я не поехала с Аней? Почему задержалась дотемна?
Так просто не могло быть. Только не со мной. И не на центральной улице, где всё еще были прохожие. Но им наплевать на окружающих, они не смотрят по сторонам, а если и увидят, как трое здоровых парней тащат девушку, то всё равно не подойдет никто. Каждому из них своя шкура дороже. Вот так выглядит трусость. И для большинства лучше быть пусть и трусом, но живым.
Я не знаю, сколько времени это длилось, но закончилось всё неожиданно. Просто в один момент какой-то
– Отвалили. Сейчас!
Парень держал пистолет у виска третьего подонка, примирительно поднявшего руки вверх. Тот кивнул, медленно отступая назад, а затем бросился бежать. А у меня от облегчения колени подкосились, и я прислонилась к дереву, чувствуя, как перехватило в горле и не отпускает, будто кто-то шею стиснул. И тут же чувство стыда появилось, будто в чан с грязной водой окунули, и грязь эта в легкие уже забивается, под ногти, в кожу впитывается. Никогда еще не чувствовала себя настолько униженной. Даже в детстве, когда с соседскими детьми ругались. С детьми, которые крали и отнимали мои игрушки и обувь, несмотря на то, что я отдала бы их добровольно, если бы они попросили. Но дети более жестоки, чем взрослые. Они предпочитали унизить нерусскую богатую девчонку, довести до слез оскорблениями и болезненными тычками, показывая ее место. Зависть не имеет ни возраста, ни пола, ни национальности. Самое низкое чувство, на которое только способен человек. Потому что обнажает его низменные качества.
Глубоко вдыхаю, пытаясь прийти в себя, глядя, как поворачивается ко мне неожиданный спаситель, на ствол, который сжимает сильными пальцами, на то, как прячет его за пояс. Протянул руку и поправил выбившуюся прядь волос мне за ухо.
– Чего одна по городу ходишь? Так и не научилась ничему за столько лет, мышка? Узнала меня?
Щёлкнул меня по носу, а я глаза прикрыла, не веря, что всё закончилось.
Конечно, узнала. Не могла не узнать, несмотря на то, что столько лет прошло. Только не его. Не того, с кем в детстве была ближе, чем с родным братом. Не того, в кого влюблена была той самой первой любовью, которая «один раз и на всю жизнь», но длится лишь до первого разочарования. Поправляет мне волосы за ухо, а я дрожь не могу унять от страха. Или от облегчения, я не знаю. Только чувствую, как меня не отпускает, продолжает колотить тело, и сердце заходится в беге. Смотрю в его глаза голубые, напряженные, но в самых уголках странный блеск, как когда-то…Изменился и всё равно тот же. Только теперь уже взрослый мужчина с короткими светлыми волосами и резко очерченными скулами с плотно стиснутыми челюстями, а не мальчик с задорной залихватской улыбкой, от которой дух захватывало и тянуло непременно улыбнуться в ответ.
– Узнала…Тём.
В этот момент тот ублюдок, что на земле лежал, громко застонал, и я невольно придвинулась к Артему.
Он обнял за плечи, привлекая к себе, и я позволила себе на секунду просто уткнуться в его грудь лицом, как когда-то, вдохнуть его запах, смешанный с мужским парфюмом. Изменившийся, но несомненно его. Тот самый. Густой, обволакивающий, слегка пряный, от которого повело, будто от бокала вина.
– Пошли тут рядом есть кафе.
Он будто и не ждал моего согласия, всем своим видом показывая, что ему оно не требуется. Не давая времени даже на размышления.
А я лишь кивнула ему в спину, когда он просто молча пошёл вперед, удерживая меня за руку. Высокий, широкоплечий. Он всегда был выше меня. Хотя почти все мои знакомые были выше меня с моими ста шестидесятью сантиметрами.
Зашли в кафе, и Артем сразу повёл к дальнему столику возле стены. Отодвинул мой стул и, дождавшись, когда я сяду, сел напротив, стянув с себя куртку и повесив её на спинку стула.
– Так изменился, – улыбнулась, отметив про себя бицепсы, обтянутые рукавом черной кофты. Нет, не перекачанный, но и не худой, подтянутый, спортивный. И, как и тогда, излучающий невероятную уверенность в себе. Сел, сложив руки на стол перед собой, внимательно разглядывая меня, а я себя вдруг как-то неуютно ощутила. Облизнула пересохшие губы, чувствуя, как в горле пересохло от взгляда этого изучающего, и в то же время, наконец, перестало трясти. Рядом с ним я всегда успокаивалась. Оказывается, я не утратила эту привычку.
– Я…Спасибо. Ты снова сделал это.
– Это моя карма – спасать принцессу от троллей, – он усмехнулся и бросил взгляд на мои руки, на кольцо, на платье с закрытым верхом. А я вдруг смутилась, чувствуя желание прикрыться руками.
– Чем занимаешься в жизни, мышка? Нашла себя? Как мать с отцом и братья?
Засмеялась и застыла, не заметив признаков веселья в его глазах. По-прежнему напряженные, серьезные. Он всегда умел смотреть так, будто видел человека изнутри, словно самую душу видел. А мне захотелось ответить ему, что да, нашла себя. Особенно после того, как потеряла его. С тех пор я ведь не была ни с кем настолько близка, как с ним.
Его внезапный отъезд научил тому, что нельзя привязываться к людям, если уже не связан с ними родственными узами. Нельзя привыкать. Нельзя любить. Все рано или поздно предают, бросают, уходят, исчезают. Никто и никогда не останется рядом навечно. Все это пафос и пустые обещания, но маленькая мышка верила, что её не бросят. Да и как не верить. Если он был рядом …если обещал.
«Это навсегда, понимаешь? Навсегда ты и я. Никто нас не сможет разлучить, Нар, я клянусь». И сам же эту клятву и нарушил. Просто взял и уехал. Без объяснений. Не попрощавшись. На секунду внутри защемило, как и несколько лет назад и отпустило.
Эта его «мышка». Внутри всколыхнулось чувство нежности. Он всегда меня так называл. Вначале это злило, а потом я уже не могла уснуть без его «спокойной ночи, мышка».
Пожала плечами, откидываясь на спинку стула.
– Всё до ужаса скучно: у меня учеба в университете, родители хорошо, спасибо. Папа занимается тем же, что и всегда, Артур работает с ним, управляет одним из магазинов. А ты? Ты пропал так неожиданно тогда.
Прикусила губу, ругая себя мысленно за то, что проговорилась. Вспоминая, как ждала его каждый день, не веря, что мог уехать, даже не попрощавшись. Когда поняла, что съехали из квартиры своей стала ждать его на нашем месте. Но он так и не появился больше. Зато появилась обида, грызущая боль от того, что не нашел нужным даже попрощаться напоследок.
– Работаешь? Жена? Дети?
– Не работаю, не женат… насчет детей не уверен, – усмехнулся и взглянул на официантку, которая принесла нам чай, кофе и вафли в шоколаде.
– Я как с армии вернулся, в охране работал. Фирма закрылась. Так что сейчас на вольных хлебах. По жизни умею только кулаками махать и стрелять на поражение.
Снова эта его усмешка, от которой дух захватывает и дышать становится больно. Она тоже не изменилась и в то же время стала какой-то другой. Как и он сам, впрочем. В голосе, в движениях, во взгляде цинизм какой-то появился. То, чего в нем не было никогда.
Отпила горячий чай, прикрыв глаза от удовольствия. Сжала пальцы, поймав себя на мысли, что странно радуюсь тому, что он не женат, будто это касается меня сейчас.
– Иногда и этим умениям можно найти достойное применение, – кивнула головой в сторону двери, – если бы не ты…
Взгляд зацепился за квадратные настенные часы.
– Боже, половина десятого! Тём, мне домой надо.
Вскочила и остановилась от внезапно пронзившей мысли.
– Проводишь меня? Сто лет не был у нас. Мама о тебе спрашивала тогда. Почему не появляешься.