Завтра мы будем вместе
Шрифт:
Я обжилась в этой палате на удивление легко. С той же странной легкостью, с какой мы общаемся с инопланетянами во сне, я общалась с врачом и соседками. Я повторяла произнесенные ими слова, каким-то шестым чувством угадывая их смысл. Соседки разглядывали болтающуюся на моей шее цепочку со слониками, кто-то предлагал махнуться на свои украшения, но я, смеясь, отказывалась вступать в сделку.
В этом месте я превратилась в женщину под именем Гала. Вскоре я уже поднималась с постели и помогала тем больным, которые не могли вставать. Все было здесь приемлемо, если бы не жара. У нас в России уже началась зима, а здесь в разгаре было лето: ртутный столбик днем
Я ойкнула, вскочила, щелкнула выключателем. Яркий свет озарил жирный шнур, который извивался на стене у моего изголовья. Я заорала. Спустя секунды я поняла, что в зловещую дорожку выстроились местные насекомые: тараканы, пауки или клопы, тогда я еще в них не разбиралась. Одна черная пакость сидела на подоле моей белой больничной рубахи. Я брезгливо стряхнула ее на пол. Женщины не сразу поняли чего я испугалась, они-то давно привыкли к таким жильцам, а когда поняли, долго и громко хохотали.
С помощью врача я установила, что нахожусь в этой больнице уже десять дней и скоро меня можно будет выписать. Я с нетерпением ждала встречи с родным экипажем. Скоро сухогруз зайдет в порт Занзибара и возьмет меня на борт. Теперь я не боялась ни работы, ни качки. Море стало моим домом. Однако обнаружилось неприятное обстоятельство: оплата за мое пребывание здесь была исчерпана. Выяснению моей дальнейшей судьбы препятствовало мое незнание языка и местных законов. Я поняла, что меня куда-то хотят перевести, но куда — было неясно. Из всех произносимых слов я поняла только одно — «money», и на все вопросы, содержащие это слово, я только разводила руками: «Денег нет».
Однажды рано утром в палату вошел хорошо сложенный чернокожий мужчина в светлых шортах и разноцветной ситцевой рубахе навыпуск. На его носу были нацеплены солидные очки. Я решила, что это представитель местной власти. Он осмотрел меня, что-то спросил по-английски, затем наклонился и потрогал слоника, покойно лежащего в ложбинке моей груди, усмехнулся. Затем резко откинул простыню, покрывающую мое тело, и ощупал пальцами розовеющий шов в паху. Он довольно поцокал языком и вышел из палаты. Вскоре вошла сестра и, положив на мою кровать уличную одежду — кружевную белую блузку и цветастую длинную юбку, — приказала одеваться.
Посетитель, его имя было Мурумби, повел меня за собой. Вначале мы шли пешком по старому каменному городу. Улицы хаотичными лабиринтами вились среди древних крепостей, дворов и каких-то руин.
Потом промелькнула оживленная часть города: бесконечные магазинчики, базары, толпы людей. Острый запах свежей рыбы заполнил узкие улочки.
Вскоре он рассеялся: мы вышли к лесу: пальмовые и банановые рощи уходили зеленеющим морем вдаль, сколько хватало взгляда. Здесь, на окраине города, нас ожидал джип, в который меня бесцеремонно запихнул мой провожатый. Машина мчалась по узкой, петляющей между деревьев дороге. Я уже начала беспокоиться. Поначалу я думала, что меня везут в порт или консульство, но теперь намерения моего попутчика вызвали у меня сомнения. Наконец мы оказались на берегу маленькой безлюдной бухточки, где покачивалась на волнах небольшая моторная лодка.
Тут я решительно запротестовала: стала упираться, не желая вылезать из машины. Я кричала, царапалась и плевалась. Но шофер и Мурумби
Позднее я узнала, что оказалась в Танзании, вполне цивилизованном государстве Восточной Африки. И рабство на официальном уровне здесь было давно под запретом. Уже несколько поколений чернокожих рабов перемешалось в браках с когда-то завоевавшими эти края мусульманами. Все были равноправными гражданами, учились в школах и даже университетах. Но деревня хранила древние традиции. Здесь до сих пор был в ходу живой товар, и чаще всего в этой роли выступали женщины. Такая участь постигла и меня — одинокую чужестранку, за которую некому было заступиться.
Несколько дней я отпихивала миску с едой, царапала любого, кто приближался ко мне, но потом как-то враз обессилела. Все-таки я еще не оправилась после болезни и была слаба. Голодовку мне было не выдержать. Я стала есть понемногу фрукты и даже попробовала предложенную похлебку, но и после этого мне не стало лучше. Первые недели у меня прошли под знаком больного живота и расстройства желудка.
Плохо прожаренная рыба, скверная вода, непривычные плоды не усваивались организмом. Мне помогли отвары из целебных трав, которыми меня поили со знанием дела. Но местная еда вызывала у меня тошноту одним своим видом. Меня выворачивало, если я распознавала в похлебке гусеницу или ящерицу.
Потом я немного привыкла к экзотической стряпне, но ящериц из похлебки выкидывала. Прислуживавшие мне женщины с радостью подбирали их и отправляли к себе в рот.
Прошло какое-то время, и я смирилась со своим новым положением: кричи не кричи, никто не прибежит на помощь. Вскоре я поднялась с постели и теперь днями разгуливала по деревне. Никто не препятствовал моим прогулкам: найти дорогу из этого богом забытого местечка в цивилизацию чужаку было невозможно. Тут и там беспорядочно были раскинуты глинобитные круглые хижины, крытые банановыми листьями. Большинство из них были без окон, только небольшой проем для входа, кое-где завешенный циновкой. Были здесь и помещения, стоящие на сваях, но в них постоянно не жили, а хранили какие-то припасы. Другие постройки были без стен, одни навесы. Под одним из них занимались с учителем разновозрастные дети, под другим размещалась кузница, третий прикрывал очаг для приготовления пищи.
Здесь же между хижин, у протекающего ручья, стирали белье женщины, тут же плескались черные ребятишки. Тень можно было отыскать только под банановыми деревьями, походившими на зеленые пучки перьев. Туда и устремлялись беспорядочные скопища коз, которые рассыпали всюду темные крутые горошины, тотчас становящиеся лакомством для огромных мух.
Племя размещалось по половому признаку: женщины с женщинами, мужчины с мужчинами. Хотя спаривались они часто. Под высокими и широкими листьями тропиков, растущими прямо из земли, часто можно было видеть любовные парочки. Малолетние дети жили при женщинах, но мальчики постарше уже перебирались в мужскую половину.