Завтра мы будем вместе
Шрифт:
Эта коллекция открыла мне новую черточку в характере отца. Мужественный адмирал, а увлечение — как у ребенка. Наверное, он был добрый человек.
— Отец, когда дело касалось его сокровищ, действительно в ребенка превращался, — улыбнулась Алла, продолжая перебирать сувениры. — Он любил возиться с игрушками: чистил их, как-то по-особенному укладывал, ячейки эти в сундуке соорудил.
И сундук специально для этой цели где-то в Прибалтике приобрел. Он же все время был в переездах, и в сундуке было сподручнее перевозить эти сокровища. Мама вначале ругалась. Ясное дело, вес груза ограничен, а вместо полезных вещей он всюду сундук свой в первую очередь толкает. Вначале у него было оправдание, что эти игрушки он для меня возит. Потом я выросла, и стало ясно, что они — его собственная причуда. На старости лет он настоящим этнографом стал. Читал книги о народных промыслах, научные монографии.
Вдруг в руках Аллы я увидела россыпь белых, до боли знакомых слоников — украшение, вырезанное из кости. Такие же плоские, как мои, предназначенные для ношения на теле, а не для стояния на полочке.
— А это откуда? — воскликнула я, протягивая руку к фигурке слона. Он был явным родственником моих слоников.
— Это его любимые слоники. Их было, кажется, двенадцать: от больших, размером с палец, до мелких, с булавочную головку. Пропали средние, самые симпатичные. Они раньше ожерелье составляли, но его никто не носил. Потом нить оборвалась, так кучкой с тех пор и хранятся.
— Я носила тех самых, средних!
— Вот оно что! Значит, он их твоей матери подарил? Это дорогого стоит. Мне больше неизвестны случаи, чтобы из коллекции что-нибудь ушло.
Я почувствовала гордость. Выходит, моя мама была не случайной подругой адмирала Ершова. И я с полным основанием могу себя считать дочерью, принятой им. Три слоника помогли мне выжить в далекой Африке. Я носила их как амулет. Может, в них была чудодейственная сила?
— Эти слоники с Кавказа?
— Слоники — уроженцы севера. Там резьба по кости в почете.
— А почему слоники, а не олени? На севере ведь слоны не водятся, — задала я нелепый вопрос.
Сестра пожала плечами:
— Не знаю, может, это и не слоны вовсе, а стилизованные мамонты.
Я решила, что верну сестре недостающих слонов.
Пусть все ожерелье целиком принадлежит ей. Пусть слоники принесут счастье женщине с такой нескладной судьбой. Я жалела Аллу искренне и глубоко, ничуть не завидуя законной дочери адмирала.
На следующий день Алла повезла меня в подмосковное местечко Ершово. Оказалось, что там находился детский дом, где воспитывался наш отец.
Подробности его жизни и службы так заняли все мое воображение, что я совсем не поинтересовалась о том, кто его родители, есть ли братья-сестры.
Сама сестра о родословной отца не заговаривала тоже. Только сказала, что это отдельная история, достойная пера романиста.
— Я все тебе, Катюша, расскажу по дороге. Ты только одевайся теплее, в электричках сейчас холодно.
Мы ехали в полупустом вагоне, на жестких лавках.
Печка под ногами не грела, зато сквозь плохо заделанные щели окон дуло нещадно. Но скоро я перестала замечать эти мелочи. Застыв в неудобной позе, я слушала рассказ сестры, впитывая в себя каждое слово. Оказывается, наш отец был испанским ребенком, вывезенным из фашистской Испании в тридцать четвертом году. Я внутренне вздрогнула — какое совпадение: моя дипломная работа, насильно навязанная мне тема. Выходит, все в жизни случается для чего-то, особенно то, что приходит извне. Еще раз окинув беглым взглядом свою жизнь, я нашла подтверждение этой истине: все, что стучится в нашу дверь, требует внимания. Затаив дыхание, я слушала продолжение его истории. Вначале маленький Родригес (Родей, Родионом он стал позднее, тогда же его отец Серхио стал в документах Сергеем) воспитывался в детском доме. От местечка, где располагалось это учреждение, он получил свою фамилию Ершов. Учился Родригес-Родион прекрасно, после школы был направлен в мореходку, потом закончил Высшее военно-морское училище, затем — академию. Свой родной язык и обычаи Родион Сергеевич совершенно забыл. Жена его была русская. Как водится у курсантов, с ней он познакомился на танцах в своем училище. Девушка была простая, без образования и профессии, но имела несомненные достоинства: любила Родю и обладала покладистым характером. Став его женой, она безропотно выносила с ним все тяготы кочевой жизни.
— А как твоя мама вела себя, узнав об истории с Ниной? Или ей были неизвестны похождения отца?
Она никогда тебе не рассказывала? — осторожно спросила я сестру.
Алла разразилась низким хмыкающим смехом:
— Мама иногда шутила, что мужчины от излишков адреналина страдают. Она не принимала всерьез его мелкие шалости на стороне, как она их называла. И вообще разговоров на эту тему не любила.
Сестра поведала, что адмирал проявлял интерес и к собственным корням. Он обращался в интернациональные службы, чтобы узнать о судьбе своих родственников в Испании. В последние годы, уйдя в отставку, мечтал съездить посмотреть на свою родину, но сил для такого путешествия уже не было.
А прежде, когда был моложе, не мог выехать за границу из-за своей работы. Его служба была связана с государственными секретами, и таких людей из страны не выпускали. О своих родителях он узнал одно: они погибли в борьбе с фашизмом в тот год, когда его вывезли из Испании.
— Аллочка! У меня идея! Мы с тобой обязательно должны посетить нашу историческую родину, как сейчас говорят. Поедем просто по путевке!
Мне тотчас пришла в голову мысль связаться с фирмой, занимающейся эксклюзивными поездками в Испанию. Хорошо бы договориться о бартере: моя фирма принимает испанцев на льготных условиях, а нам делают скидку на испанский тур. И конечно, по возвращении надо заняться испанским языком.
Сейчас мне казалось: стоит взять в руки учебник, как заговорят гены и испанские слова сами собой выскочат из подсознания.
Но Алла остудила мои мечты:
— Что ты, Катюша, мне на хлеб денег не хватает. Да и здоровье у меня никуда не годится — климакс. Все прежние болезни обостряются.
Я спустилась на землю. Перво-наперво надо помочь сестре с деньгами. От наследства Петрова у меня еще осталась приличная сумма. Но как предложить ей помощь? Конечно, просто так она денег не возьмет. Она щепетильная. Вот сундук с коллекцией честно мне передала, а могла бы продать коллекционеру. Я посмотрела на горделиво откинутую голову сестры. Узел черных с проседью волос на затылке оттягивал ее назад. И вся ее фигура, несмотря на жалобы о здоровье, казалась подтянутой, плотной и тоже горделивой. А если заказать ей московские пейзажи, якобы для нашей турфирмы? И не важно, насколько профессионально она их выполнит. Главное, у меня появится возможность помочь ей, не задевая ее чувства собственного достоинства.
Еще через два дня я покинула Москву. Пришлось заказать микроавтобус с носильщиками, чтобы доставить сундук к поезду. Двое мужиков внесли объемный груз в купе, загородив проход. Пассажиры, ехавшие со мной, заворчали, но я смиренно извинилась, даже открыла сундук и показала мои сокровища. Они смирились с неудобством, да и ехать было всего одну ночь.
Глава 12
В Петербурге меня ожидало жуткое известие: Островский арестован. Новость сообщила мне по телефону Марина, его дочь. Наши отношения с ней оставались прохладными, и пересекались мы редко.
Самоуверенная журналистка даже не пыталась скрывать неприязнь, которую ко мне испытывала.
Это чувство зародилось у нее при нашей первой встрече на балтийском полигоне. Она была тогда совсем девочкой, но ревновала отца ко всем подряд.
Опасение, что я завладею вниманием Островского, не покидало Марину и позже. Однако причиной развода ее родителей была не я.
С первых слов разговора Марина обвинила меня.
— Это ты виновата в аресте отца! Тебе и расхлебывать! — прокричала она по телефону. — И не отпирайся! Ты обязана пойти в органы и признаться во всем!