Завтра наступит вечность
Шрифт:
– О! – сказал Димка Фролов, появляясь в горловине люка. – Я тоже так хочу.
– Бог подаст, – ответил я. Надя хихикнула.
– Злые вы, уйду я от вас, – обиженно сообщил Димка. – Свят, зайди в центральный, тебя начальство видеть хочет.
– Подождет. Сначала ты уйди и не возвращайся, а то я правда злой…
Вадим Вадимович Стерляжий сидел, пристегнутый ремнями к подобию сиденья перед подобием стола. Он был хмур и не удостоил меня даже кивка.
– Не передумал?
– И не передумаю.
– Ну-ну, полегче… ежик в тумане. Колючий и сам не знаешь, куда топаешь. Что мне с тобой делать, Окаянный, а? Вниз списать?
– Лучше бы на Луну Крайнюю.
– Зачем?
– Любопытно.
– На бесплатную экскурсию, значит, напрашиваешься? Перебьешься. Вечерним лифтом уедешь вниз.
– Это наказание? – осведомился
– Надо бы тебя наказать, да момент не тот. Чего ты на самом деле не хочешь: торчать на «Грифе» или летать на перехват?
– На «Грифе» бы я еще поторчал…
– Не сомневаюсь, – сказал Стерляжий таким тоном, что у меня вновь появилось желание заехать ему сплеча по толстой ряшке. На что он, собственно, намекает? – Не хочешь гробить технику, пусть чужую? Жалеешь ее? – Я поколебался и кивнул. – Не хочешь больше работать в моей группе?
– Смотря чем она будет дальше заниматься.
Он прищурился, отчего стал похож на гигантского хомяка.
– А ты не экстремист, хвалю. Так вот, слушай внимательно и забудь по прослушивании, информация секретная. Госзаказ подходит к концу. Те несколько спутников, что мы еще не завалили, пусть пока летают, толку от них немного. В дальнейшем, по-видимому, будем менять тактику – очень уж топорно мы их валим, разговоры идут… Далее. Никакой такой «группы Стерляжего» не существует… пока не существует. Все знают, что пятеро асов, летающих на перехват спутников ПРО, и есть группа Стерляжего, и не стоит их в этом разубеждать. На самом деле она не более чем прикрытие для настоящей группы. От коллег у меня нет секретов – дело в том, что информация имеет свойство просачиваться… На данном этапе нам выгодно, чтобы там, внизу, – жестом Цезаря Стерляжий опустил большой палец вниз, – были свято уверены, что Корпорация по-прежнему озабочена исключительно добычей драгметаллов. Мы всегда должны быть впереди в информационном плане, иначе нас сожрут. Еще недавно внизу были убеждены, что мы нашли платиновую жилу на Луне, – теперь им известно о Клондайке. Можно сказать, что теперь им известно почти столько же, сколько нам, а это значит, что мы имеем более чем опасную ситуацию. Для ее ликвидации создается – не создана, а только создается – настоящая «группа Стерляжего», группа перспективных исследований. Какое-то время ее будут путать с группой, работающей по госзаказу, чего нам и надо. – Стерляжий перевел дух и посмотрел мне прямо в глаза. – Твое добровольное согласие желательно.
– Ты же списал меня вниз, – напомнил я.
– Не списал, а отправил на отдых перед серьезной работой. Между прочим, ты можешь от нее отказаться, право выбора есть право выбора. Но тогда тебе придется поскучать на одной из наших баз по меньшей мере несколько недель. Во избежание утечки. Естественно, ее все равно не избежать, но мы рассчитываем, что к тому времени успеем вырваться вперед. Если согласишься, я потребую безоговорочного подчинения, без твоих всегдашних фокусов. Говоря попросту, мне будет дано право убить тебя на месте в случае малейшего неповиновения. Никакой коллегиальности, никакого голосования за варианты. В случае удачи – крупное вознаграждение и некоторый вес в Корпорации. Возможно – повышение должностного статуса. Ну? Тебе решать.
– Прямо сейчас?
– У тебя была уйма времени – три месяца на «Грифе». Твои проблемы, если ты ни о чем не догадывался и ни о чем не думал. Хорошо, можешь подумать до вечернего лифта.
– Можно хоть намеком понять, чем мне придется заниматься? – поинтересовался я как можно небрежнее, стараясь не выглядеть чересчур заинтригованным.
– Видимо, тем же самым. Уходом за техникой. Вероятно… э… в иных условиях.
– А подробнее нельзя? – спросил я, изнывая. – Хоть намеком…
– Намеком? А может, тебе дать подписать бумагу о неразглашении? Ты просто не понял, как у нас поставлено дело: либо тебе доверяют без бумажек, либо ты не работаешь в Корпорации. Ладно, вот тебе намек: ты не ошибся, Кошачий Лаз может вывести не только к Клондайку. Вряд ли он предназначался только для того, чтобы мы могли черпать платину, как грязь. Достаточно?
– Нет.
– Так я и думал. Через Кошачий Лаз можно выйти еще по меньшей мере в восемь миров. По крайней мере, столько известно на сегодня. Но я тебе этого не говорил, и вообще ты сегодня глух на оба уха. Все, плыви отсюда.
И я уплыл.
Глава 2
Опять это отвратительное снежное месиво под ногами! И в воздухе – то же месиво. Только пореже и почище.
Второй день на город свирепо валился мокрый снег. Я шел по Тверской, притерпевшись к мокрым плюхам в лицо, грея руки о хот-дог, на моем плече болталась сумка с кипой лохматых выкроек, которые мама попросила занести ее старой подруге, а мои ноги месили гнусно чавкающую субстанцию из снега, воды и грязи. Кое-где, правда, дворники пытались воевать с субстанцией большими лопатами, но терпели очевидное поражение. Декабрь в Москве вообще не украшение года, но ведь выпадают же иногда приличные декабри! Нынешний, гнилой и гриппозный, был не из них.
А ведь у меня украли осень!..
Я тут же поправил себя: не украли, а обменяли на лучшее, правда, меня не спросясь. Испарился в конце августа, вернулся в середине декабря. Разве я в претензии? Ничуть. Надо быть законченным идиотом, чтобы негодовать по поводу выигрыша в лотерее. А все-таки чуть-чуть обидно…
Хуже всего оказались две недели земной – точнее, подземной – реабилитации. Меня предупреждали, что, несмотря на тренажеры «Грифа», я вряд ли смогу самостоятельно передвигаться, и я, конечно, верил этому только на словах. Оказалось – правда. Правда в том, что в ногах правды нет. Ка-ак они начали дрожать и подламываться при попытке встать! Нет, меня не вынесли на руках из кабины лифта, как труп, – это было бы уже слишком, – в пределах досягаемости от меня вдруг оказалось чье-то очень уместное плечо, на котором я радостно и повис. Все было не так: и ноги не желали ходить, и кровать оказалась не на потолке. Одна радость – еду я нашел на тарелке, а не в тюбике. Какую-то специальную диету, впрочем, довольно сносную.
Сон, книги, телевизор – и мучители в белых халатах, заставляющие ходить, приседать, крутить велоэргометр и плавать в бассейне как раз тогда, когда мне этого меньше всего хотелось. Я говорил им такое, за что любой нормальный мужик немедленно и рефлекторно влепил бы мне хук правой, но, очевидно, нормальных там не держали. Оскорбляй кого угодно и как угодно, только выполняй упражнения по графику реабилитационных тренировок. Не хочешь сам – заставят силой.
Еще неделю я околачивался на принадлежащей Корпорации загородной базе в лесу (только не заставляйте меня показать, где находится эта база, не то я мигом сменю фамилию на Сусанин), совершая пешие и лыжные прогулки, и наконец был признан приспособившимся к земной гравитации. Мне вручили кредитную карточку, небольшую сумму денег наличными и отвезли прямо домой.
Что удивительно – мама не стала слишком уж дотошно выпытывать, на каком именно «оборонном объекте» я столько времени «устранял аварию водоснабжения» и не было ли там какой профвредности. Обрадовалась, расцеловала меня, обнаружила, что я похудел, чуть всплакнула, приняла валокордин – и фактически все. Чем хорошо старшее поколение – им скажешь «надо», они повздыхают, но согласятся. Надо так надо, и утешай себя сознанием Великой Причастности. Многим помогает.
Я не сомневался, что через несколько дней раздастся телефонный звонок и я снова убуду в «длительную командировку на оборонный объект». Поэтому, как ни тянуло меня без дела послоняться по городу (соскучился!), я старался как можно больше времени проводить дома, облегчая тем самым работу соглядатаям, если Корпорация нашла нужным их ко мне приставить. Хотя я не заметил за собой никакой слежки, это еще ни о чем не говорило – кто я такой, чтобы заметить профессиональную слежку? Квалификация не та.
В общем, я сидел дома и жарил на сковородке семечки, когда мама попросила меня отнести кипу старых выкроек какой-то из ее подруг, живущей по такому-то адресу. Сегодня? Да. Прямо сейчас? Желательно. Ладно, ма, я пошел.
И вот я чавкал мокрым снежным месивом на Тверской, доедал хот-дог и пытался думать. Отсидка дома вдвоем с мамой имеет, помимо приятного ощущения уюта, свои минусы. Дома хорошо отдыхать, но практически невозможно задуматься – непременно что-то мешает. То мама смотрит мыльный сериал, то подолгу висит на телефоне, обсуждая, между прочим, меня, так что не прислушиваться совершенно невозможно, то желает услышать мое мнение по какому-нибудь вопросу, то считает, что я именно сейчас нуждаюсь в душеспасительной беседе, то она ничего не говорит, не смотрит телевизор и не названивает подругам, а я все равно не могу сосредоточиться ни на чем сложнее каления семечек, потому что всегда помню о ее проблемах с сердцем, – словом, мой земной дом далеко не «Гриф», пороху в нем не изобретешь, Аппассионату не напишешь и роды у инопланетного организма-механизма не примешь. Разве что починишь сломанную стиральную машину, что я и сделал в первый день по возвращении.