Завтра наступит вечность
Шрифт:
Богатство для всех – не богатство. Оно только для одного. Сколько людей ломалось на этом, сколько еще сломается! Говорите, Ваня Песков был отличным парнем? Верю. Принимаю без возражений. Был.
– А гроза? – спросил я.
– Что гроза? – встрепенулся первый русский на Луне. – Какая гроза?
– На утесе, – объяснил я. – Кто удрал, не предупредив нас?
– Не удрал, а побежал спасать этот шар! И ты побежал бы! Ты хоть представляешь себе, какая это ценность? Ты представляешь, какие возможности открываются перед Корпорацией?..
Ага. Корпорацию вспомнил. Что же еще
– Вынул шар из ниши, – продолжал я прокурорским тоном. – Не поднялся затем наверх, не погнал нас взашей с утеса. Спустился сам и дал деру. Я видел. Зачем самому пачкать руки, когда можно подставить? Разве дело в способе убийства? Расчет был неглуп, но вот незадача: мы остались целы…
– Ты видел, как я спускался? Чего не знаешь, о том не ври! Не спустился я, а съехал! На брюхе. Скользко было. Потом… потом да, побежал. – Песков болезненно оскалился, замычал и замотал головой. – Испугался я, ребята… Здорово испугался. Сам не понимаю, как это со мной случилось. Первый случай в жизни. Простите… Вот так живешь себе и не тужишь, и в переделках бывал, и вроде на хорошем счету, а жизнь возьмет тебя за шкирку, как котенка, да и подловит. Что, скажет, думаешь, смелый? Трус ты… Верите ли, как молния в утес ударила – у меня сердце остановилось. Ну, думаю, все… Ноги ватные, волосы шевелятся, в глазах туман, а сердце не стучит! Совсем! Я по груди как начал колотить – и кулаком, и этим самым шаром… пошло понемногу… – Он еще помотал забинтованной головой и выдавил: – Стыдно мне, ребята, сил нет…
Мы помолчали. Только Аскольд глубокомысленно и несколько сконфуженно произнес «н-да», но так и не высказал ничего более дельного. Стерляжий сидел на броне танка сыч-сычом и ни на кого не смотрел. Надя громко вздохнула. Всем, кроме меня, было неловко.
А что я? Песков вывернулся, пусть ценой добровольного унижения. Я не сомневался: он и не такое стерпит. Стерляжий по свойственному сильным людям великодушию простит минутную слабость старого друга, тем более что последствия оказались не фатальными. У меня же по-прежнему нет настоящих доказательств.
Ну не верю я Пескову, ни на грош не верю!
А что это меняет? Да ровным счетом ничего! Кто я для Стерляжего? Юнец со сквозняком в башке, неудобный подчиненный, шалопай, балаболка и вдобавок бывший Вибрион, едва не отправивший его на тот свет! Мне еще доказывать и доказывать, что я не верблюд. Меня терпят как инструмент, вроде отвертки. И кто для него друг душевный Ваня Песков? То-то. Нет, мое неверие пока не в силах ничего изменить.
Кроме одного обстоятельства: я делаю шаг вперед из короткой шеренги потенциальных жертв и получаю статус жертвы номер один. Теперь уже не предположительно, а наверняка. Когда Пескову в следующий раз выпадет хорошая карта, со мною он расправится первым.
Ну хоть не с Надей…
Думай, Свят, думай! Попытайся что-нибудь предпринять прямо сейчас, потому что Стерляжий вот-вот прикажет поставить точку на досадном инциденте и предать его забвению. Думай!
Хоть бы одна мысль в голове…
– Значит, так, – веско сказал Стерляжий, откашлявшись. – Все в-выяснили. Н-наплевать и забыть. Всем п-понятно?
Ну вот, дождался.
– Свят, т-тебя это особенно к-касается…
Пришлось кивнуть в ответ – слышал, мол. Принял к сведению.
К сведению – это сколько угодно. Лишь бы не к исполнению.
Все напряжение сразу прошло – не у меня, конечно, но кому я интересен? Улыбки, вздохи облегчения, похлопывания по плечу: со всяким, мол, бывает, не бери в голову, Ваня!
Почему, ну почему Надя не видит его насквозь?
Потеряла свой дар? Чересчур устала? Или Песков вжился в роль и сам готов есть ту лапшу, что навесил нам на уши?
А может быть, он тоже уникум, как мы, только в своем роде?
– Свят, п-покажи еще раз эту штуку.
Теплый колобок лежал на ладони уютно и, я бы сказал, с комфортом. По-моему, ему там нравилось. Капельки дождя скатывались по нему, не оставляя следов.
– Значит, п-приложить п-палец вон т-туда?
– Хочешь попробовать?
Стерляжий поколебался и отрицательно мотнул головой.
– Д-давай ты.
Пожав плечами, я отошел шагов на десять – как раз всем будет хорошо видно. Партер, первый ряд.
– Оружие приготовьте, мало ли что там. А один пусть следит за местностью.
Замечание не было лишним: наши совсем расслабились. Что с того, что в первый раз, ночью, теплый колобок открыл Врата в очень спокойный пейзаж, явно неземной, но мирный? Во второй раз может повезти меньше.
– Ну? – выдохнул Аскольд, топчась на месте от нетерпения.
Я коснулся пальцем ямки и ощутил знакомый слабый укол. Рассвет забивал слабое свечение колобка, зато отверстые Врата показались во всей красе.
Лес. Очень густой и темный лес, сплошное переплетение стволов. Лабиринт. А это что за паразитическое растение укоренилось на мшистом стволе – не знакомый ли цветик-семицветик? Ну да, он самый. Вот откуда ты сюда попал…
Я закрываю Врата. То ли крупное насекомое, то ли мелкая пичужка в последний момент влетает оттуда к нам и, пометавшись, уносится прочь.
Не найдешь ты себе здесь пары, бедолага. На Надежде не появится новый вид.
– Еще, – просит Надя.
Прикосновение.
Степь, лесистые горы на горизонте. Длинная вереница крытых повозок, запряженных волами и лошадьми, движется под уклон к петляющей реке. Усталые животные, почуяв воду, мычат, ржут и ускоряют шаг. Щелкают бичи из сыромятной кожи – возницам тоже невтерпеж. Несколько верховых – все в широкополых шляпах и при ружьях – пришпоривают коней. Там, внизу – рощица, разросшаяся на берегах реки, там топливо для костров, там сколько угодно воды. Привал! Нет, бивак с ночевкой!
Роскошное место.
Что-то это мне сильно напоминает… Не место, таких мест много, – а сама вереница повозок-фургонов. Не голливудский ли фильм о пионерах Дикого Запада?
Очень возможно, только это совсем не фильм.
– Земля, – шепчет Надя.
– Это не Зем…
Резкий грохот заставляет меня вздрогнуть и прикусить язык. Засада в роще! Залп двух маленьких пушечек, спрятанных в кустах, сливается с ружейной трескотней. Кой черт ружейной – пищальной! Кусты окутываются пороховым дымом.