Завтра не наступит никогда
Шрифт:
– Давай, давай, – поторопил ее Орлов, которому не терпелось услышать подтверждение своих догадок.
– Слышать нас никто не мог. Разговор возле моей двери происходил, как раз напротив входной, – сдавленным голосом начала она рассказывать, боясь разреветься от неожиданного счастья, забрезжившего где-то там вдалеке. – Кто на работе был, у кого комната далеко, не слышно оттуда. В кухне никого не было, чтобы подслушать. Туалет тоже пустовал.
– Значит, подслушать вас никто не мог?
– Нет.
– А
– Рассказывала. Соне Миндалиной, соседке. Ей рассказывала.
– Эта та полная еврейка, с которой я беседовал?
– Да, она.
– Расскажи мне о ней, кто такая, с кем живет, с кем дружит? В каких отношениях с Марго состояла?
– Соня? – Маша пожала плечами, не понимая, куда клонит офицер. – Она одинокая. С Марго она в нормальных отношениях была, не собачилась, одним словом. Ни с кем не дружит, ни к кому в гости не ходит.
– А к ней?
– А к ней только Сашка.
– Сын?
– Да нет. Сосед бывший. Он ее квартиры лишил, Соня бомжевала долго. Он ее потом нашел, каялся. Говорит, что бог его наказал за все. Жены лишился, здоровья нет. И сюда он ее поселил. За комнату будто тоже он платит.
– А ее квартиру вернуть ей не пытался, нет? – ухмыльнулся недобро Орлов.
Ишь, доброхот какой Саша этот! Грехи, стало быть, замаливает, комнатку женщине в коммуналке снимая. А то, что живет в ее квартире, словно так и надо. Давил бы таких Орлов без суда и следствия.
– Я не знаю, пытался он или нет. Может, Соня сама отказалась туда вернуться. У нее ведь вся семья погибла, ей там худо было в тех стенах-то.
– Хорошо, – скрипя зубами, согласился Орлов. – Когда в последний раз приходил Саша?
– Ой, я не помню, – смутилась Маша Гаврилова. – Он ведь как зайдет, нырнет в комнату к Соне и не видно его.
– А часто заходит?
– Да по-разному. Он ей вещи приносит, еду. Когда деньги дает. Она любит его, Сашу-то.
– А за что любит-то? За деньги?
– Да нет… – Маша задумалась ненадолго. – Наверное, любит потому, что ей больше любить некого.
Больше любить некого…
Эта нехитрая житейская мудрость бывшей алкоголички не давала Орлову покоя всю дорогу, пока он домой возвращался.
Что же получается, рассуждал он за рулем своего автомобиля, если некого любить, то станешь любить кого попало? Так, что ли? И если его вот сейчас неудержимо начало тянуть к Владе Удаловой, то это не по какой-то милой сентиментальной причине, а потому, что у него давно не было женщины. Еще потому, что в его окружении женщины попросту отсутствовали. А также еще потому, что на них у него просто не было времени. И что получалось?
И получалось, что Влада, появившись в его кабинете, все эти пробелы восполнила, и Орлов волей или неволей ею стал интересоваться. Потом увлекся. А теперь его к ней уже и тянет, и скучает он по ней, если не видит несколько часов. И?..
Дальше-то что?! Влюбился он в нее потому, что больше любить некого или она того достойна?
– Дрянь какая-то лезет в голову! – проворчал он, сворачивая к дому. – И не люблю я эту троечницу, еще чего! Гаврилова брякнула языком, а ты теперь голову ломаешь.
Голову он продолжил ломать и дома, но уже по другой причине. Очень уж ему не понравился новый персонаж в запутанном деле об убийстве Маргариты Шлюпиковой.
Саша…
Кто такой этот Саша? Что собой представляет? Судя по рассказам Марии Гавриловой, паскуда еще та. Это Соня Миндалина, очертеневшая от горя, млеет от его подачек, совсем забыв о том, что Саша сделал ее бездомной. Орлов великолепно понимает цену такой добропорядочности. Такой человечишко маму родную заложит, если понадобится.
Мог он, к примеру?..
И вот тут Орлов поймал себя на мысли, ловя вилкой макароны в тарелке, что без Удаловой ему не так уж хорошо думается. Пускай ее иногда и заносило, но рациональных зерен в ее вечной говорильне было хоть отбавляй.
Он отодвинул тарелку, взялся за телефон и минуты три мучился вопросом: звонить ей или не звонить? Время не раннее, раз. Угостить ее нечем, два. В квартире не прибрано, три.
Да и как еще она воспримет его приглашение? Может счесть за оскорбление? Запросто! Она ведь такая замороченная. Явится к нему, мало того что в очках бутафорских, так еще и дуэнью прихватит, чтобы ничего такого.
Может, где на нейтральной территории предложить ей встретиться? Может, в кафе пригласить? Тоже не вариант. В кошельке четыре сотни осталось.
Он даже приуныть не успел, Удалова – умница такая – догадалась, сама позвонила.
– Не спите, Геннадий Васильевич? – поинтересовалась вежливо.
– Не сплю, – пробурчал он, ругая себя за трусость.
Вот он уже и позвонить ей боится, хотя как начальник имеет полное право. А все Маша Гаврилова, вбила ему в голову, что его интерес к Удаловой вызван обыденным одиночеством, и ничем больше.
– А что делаете? – прицепилась въедливая девица. – Ужинаете? Вижу, свет горит на кухне.
– А ты, что же, под окнами моими стоишь?
– Да так, проходила мимо, – промямлила она. – У меня тут неподалеку подруга живет.
Проходить мимо можно было только от нужды великой, жил Орлов совсем даже не в центре. К тому же про подругу явное вранье, она вечно твердила, что очень одинока. Но Орлову вдруг стало так приятно, что он решился на правду:
– Это хорошо, что ты мимо проходила, троечница. А то я тут сидел и ломал голову, можно тебе позвонить или нет.