Завтра не наступит никогда
Шрифт:
Голова Марка заметалась по ковру, на котором он лежал, скрученный бельевой веревкой по рукам и ногам.
– А придумал ты вот что, – проговорила Эмма. – Ты сказал, что пришел сообщить мне, что мы расстаемся. А я ведь и сама собиралась порвать с тобой. А тут ты приходишь и говоришь мне. И почему-то на работу ко мне явился. Не мог дождаться вечера, чтобы поговорить дома? И еще кучу гадостей мне наговорил. И я, помнишь, что тебе ответила? Я напомню, Марк! Я сказала, что я тебе когда-нибудь все припомню, все – и оскорбления, и обвинения незаслуженные!.. Все закрутилось, это убийство охранника, инсценированное под самоубийство. Все ходили под подозрением, не до воспоминаний было. Потом в моей жизни были еще мужчины,
Она пролежала в ванне почти час, много думала, и чем больше думала, тем затея ее казалась ей все более авантюрной.
Да, она почти была уверена, что за всеми убийствами и за тем давним ограблением на дороге стоит Марк. Да, она вспомнила о его визите в фирму в день смерти охранника. Да, прежде чем зайти в его квартиру, она навестила соседей слева, с которыми Инга поддерживала приятельские отношения, и долго говорила с ними. И узнала, что за неделю до убийства Инги между супругами разразился жуткий скандал. Звукоизоляция в доме была неплохой, но даже она не смогла скрыть того, как страшно рыдала Инга и как угрожала Марку чем-то. И тот в долгу не оставался, и тоже орал, что сломает ей шею, если она сделает хоть один шаг… Какой шаг, соседи не расслышали, но в милиции о скандале решили промолчать. Мало ли, чего не бывает между супругами. Нельзя же порядочного человека губить только из-за семейной сцены. Ей вот – Эмме – они говорят лишь потому, что знают, как сильно Инга любила ее и как страдала из-за того, что вышла замуж за бывшего любовника своей сестры. Считала себя едва ли не разлучницей.
Все это было так, но это всего лишь ее подозрения, не подтвержденные фактами.
«Ну и приходил он в фирму в тот день, и что? – ухмыльнутся в милиции. – Он же ясно вам дал понять тогда, что рвет с вами отношения, а вы грозили ему возмездием. Теперь вот решили посчитаться и подставляете достойного человека, поняв, что сами загнаны в угол».
«Мало ли, по какой причине могла рыдать ваша сестра? – звучали в ее ушах возражения все тех же представителей доблестных органов. – Может, ноготь сломала или любовника завела и грозила мужу, что уйдет к нему, вот он и сопротивлялся, как мог, ее решению. Убивать-то за это зачем?»
«А вот вы, гражданка Быстрова, задерживаетесь по подозрению в убийстве вашей коллеги Маргариты Шлюпиковой, а также за нападение на гражданина…»
Эмма зажмурилась и ушла с головой под воду.
Не нравилась ей ее затея! Все было глупо и неправильно с самого начала, включая ее бегство в глухую деревню. Надо было быть здесь, в самой гуще событий. Глядишь, Марк как-нибудь себя и проявил бы, чем-нибудь себя и выдал бы. А теперь он, конечно, вправе считать себя пострадавшим. Она ворвалась к нему в квартиру обманом, дождалась, пока он повернется к ней спиной, разбила о его голову вазу и, пока он находился в обмороке, связала его по рукам и ногам. Это ли не преступление?..
Что же делать? Что же делать-то? Как заставить его проявить себя? Развязать и попросить извинения? Так он убьет ее тут же и труп ночью вывезет куда-нибудь и сожжет.
Эмма огромной рыбиной вынырнула на поверхность остывшей воды и тут же заторопилась. Быстро вытерлась, надела халат Инги, сиротливо висевший в уголке на вешалке. И поспешила в комнату.
Она поняла вдруг, что должна сделать. Она должна вызвать сюда его сообщника. Он должен быть у него. Одному Марку не под силу проворачивать такие дела. И человек этот должен работать у них в фирме. Ведь даже в вестибюль к ним Марк не мог войти, не имея специального пропуска. Этот пропуск сделал для него либо сам охранник, которого Марк потом убил, либо кто-то еще. Марго вот подумала на нее, идиотка.
– Маркуша, как ты? – Эмма нависла над поверженным врагом. – Все в порядке?
Тот засопел и зажмурился, с ненавистью затрепетав крыльями носа.
– Мне тут в голову пришла неожиданная мысль, – она осторожно пнула его ногой в бок, призывая к вниманию. – А давай позовем сюда твоего напарника. Кто он, Маркуша? Кто? Марков? Или кто-то еще? Ты ведь должен был звонить ему, как-то вы с ним общались? Не посредством же голубиной почты, нет, конечно! Вы наверняка писали друг другу, звонили… А где твой мобильный, милый?
Тело Марка напряглось, тут же выгнувшись дугой. Он принялся возиться на ковре, как огромная гусеница, пытаясь ослабить путы. Но Эмма основательно потрудилась над узлами. Он лишь вспотел и измучился, без конца косясь в ее сторону. А она тем временем рылась в ящиках его стола, в карманах брюк, пиджака, лазила в бюро и шарила по полкам.
Мобильных телефонов обнаружилось аж целых три штуки. В одном не нашлось ничего интересного. Ни одного забитого номера телефона в памяти, ни одного сообщения. Второй, наоборот, включал в себя внушительную телефонную книгу. В третьем тоже было почти пусто, за исключением трех входящих звонков от одного и того же абонента и одного исходящего ему же. Видимо, Марк не успел удалить номер, а может, просто расслабился, решив, что теперь, когда уже все мертвы, секретничать не имело смысла.
Эмма без раздумий нажала вызов.
– Алло! Зачем звонишь? Я же сказал, что сам позвоню, как все сделаю, – отозвался мобильный телефон бархатистым баритоном, который показался Эмме смутно знакомым. – Все, жди сигнала. Уже скоро…
Тот человек, который говорил с ней, был уверен, что звонит именно Марк. Надо же, как люди могут уверовать в свою неуязвимость! Воистину, безнаказанность развращает. А эти люди ходят безнаказанными уже несколько лет.
– Я вспомнила, кто это, Маркуша! – воскликнула она после десяти минут размышлений, в течение которых нет-нет да и пнет бывшего возлюбленного. – Я вспомнила! Сейчас он что-то сделает для тебя, мы с тобой дождемся сигнала, а это уже скоро. И тогда… И тогда мы его сюда позовем, дорогой.
Тело Марка начало содрогаться, надо полагать, от истеричного хохота. Пускай рот был заклеен, но глаза его торжествовали, они смеялись над глупой женщиной, они унижали ее.
– Ну, ну, Маркуша, не надо быть таким самонадеянным. – Эмма поставила ему на грудь ногу в пыльных кроссовках. – Не думай, что я просто возьму и подставлюсь. Я сейчас сюда приглашу кое-кого, а потом уже станем твоего напарника звать. Дурочкой прикинемся и позовем…
Она не знала, кому звонить, вот беда-то! В милицию нельзя, это бесспорно. Скорее ее загребут, чем этих двоих голубков. Кому? Сергею? Она и набрала его, а номер оказался заблокированным. Домашний телефон не отвечал. Ясно, что, обнаружив ее бегство, просто послал ее к черту, и все. Вспомнилась та девушка, что допрашивала Эмму в ее же кабинете, как же…
Как же?.. Фамилия такая интересная… Она еще, услышав ее фамилию, продекламировала про себя: про Федота стрельца, удалого молодца. Удальцова, нет? Удальцова, Удельцова или Удалова? Точно, Удалова! Надо же, как вовремя вспомнилось, и имя редкое у девушки той было, что тоже Эмму поразило. Звали девушку Владой. Номер своего телефона она Эмме оставляла, но он так и остался на бумаге для заметок в верхнем ящике ее стола. Ничего, она в дежурную часть позвонит и номер Удаловой этой узнает. А если ее там захотят послать, она им такое скажет…