Завтра ты умрешь
Шрифт:
Марина с перепугу не разобрала, кто перед ней, но тут же по решительному виду беглянки опознала Алину.
– Как думаете, эта сволочь уехала навсегда? – спросила та.
– А ты как думаешь? – оправившись от испуга, сердито ответила женщина. – Кажется, все слышала не хуже меня!
– Уля, выходи, – приказала Алина, и из-за кустов показалась голова ее сестры. – У нас получилось.
– Кто спорит, получилось! – саркастически согласилась Марина. – Особенно ловко вы разнесли стол!
– А что нам было делать? – резонно возразила девочка. – Сами слышали – нас опять
Марине стало очень жарко. Она порадовалась, что природа наградила ее смуглой кожей и лишила способности краснеть, иначе проницательная девчонка немедленно поймала бы ее на вранье.
– Она не любила вашу маму, как мне кажется, – ответила женщина как можно хладнокровнее. – Нечего ее слушать.
– Она сказала, что мама сошла с ума! – настойчиво вмешалась Ульяна. – Почему? Что она такого сделала?
– Ну, если сложить, сколько раз меня называли сумасшедшей, получится целая история болезни! – нашлась Марина.
Как ни странно, эта простая отговорка совершенно успокоила озадаченных девочек. Она снова переключились на отъезд ненавистной тетки и теперь искренне развеселились. Гроза миновала, враг отступил, и маленькие интриганки снова стали похожи на обыкновенных детей. У Марины отлегло от сердца. Видимо, девочки не слышали разговора взрослых от начала до конца, иначе поняли бы, что с их матерью действительно что-то случилось.
– Я думаю, самое время вернуться в дом и попросить прощения у вашего папы, – сказала она, когда веселый обмен мнениями стал затихать. – Его-то наказывать не за что!
– Мы сами решим. – Алина сразу переменила тон, только что искрившиеся синие глаза померкли и стали холодно-настороженными. – Давайте сразу договоримся – вы к нам не лезете и жить не учите! А то получится еще одна тетя Надя, а вы сами видели, как мы ее отсюда выставили!
Отповедь была исчерпывающей. Марина только пожала плечами и пошла к дому. «Какое мне дело до этих детей? Они мне даже не падчерицы. А если бы я все же стала им мачехой?» Женщина вздрогнула, представив, что живет в доме, где пять лет содержали ее сумасшедшую предшественницу, сидит вечерами у камина в охотничьей гостиной, в обществе оленя, кабаньей головы и медвежьей шкуры, пытается воспитывать этих детей, больше похожих на два кактуса… К тому времени, когда в разгромленную столовую вернулись мужчины, она уже знала ответ на вопрос, который так волновал Банницкого.
– Где ты была? – бросился он к ней с порога. – Происходит черт-те что! Ни девчонок, ни тебя…
– Не беспокойся, я их видела. – Она отыскала на столе уцелевшую чашку и налила в нее остывшего чаю. – И даже пыталась уговорить вернуться. Разумеется, напрасно.
– Что они слышали? – Банкир устало опустился в кресло, растер пальцами виски. – Ужасный день, голова трещит… Сегодня я начал сомневаться, что стоило их выписывать из Англии.
Генрих Петрович, вошедший вслед за ним, отчего-то посмотрел на Марину с укоризной, как будто она была виновата в том, что ему не дали спокойно выкурить трубку, вынул спички и заново занялся сложным процессом раскуривания. Женщина решилась:
– Знаешь,
Генрих Петрович оторвался от трубки и уставился на Марину так, будто заметил у нее на лице неприличную татуировку. Банницкий поднял голову и, прищурившись, посмотрел на любовницу. Его лицо было искажено – то ли гримасой боли, то ли недоумения.
– Если хочешь, – продолжала она, пряча взгляд, – у нас все будет по-прежнему. Только не надо ничего менять!
– Сегодня очень трудный день. – Банницкий встал и, подойдя к столу, налил себе воды. – И я ничего не хочу обсуждать.
– Но я уже все решила!
– Ты можешь оказать мне услугу? – Выпив несколько глотков, мужчина вылил остатки воды на полотняную салфетку и промокнул ею лоб. – Останься сегодня ночевать. В отдельной комнате, если хочешь. Можем даже больше не видеться. Просто останься!
– Хорошо. – Женщина взглянула на часы. – Только рано утром надо вызвать такси, я не хочу опоздать на работу.
– Тебя отвезут. Генрих Петрович, сегодня у нас дом опять без хозяйки. Прямо напасть какая-та! Проводите Марину наверх, в комнату с аквариумом. Кажется, там есть все необходимое. А я больше не могу, ложусь спать. Девчонки сами найдут, где входная дверь. Может, они уже у себя.
Генрих Петрович как-то особенно внимательно посмотрел на него, однако от реплики воздержался. Он с подчеркнутой любезностью пропустил Марину вперед в дверях столовой и повел вверх по винтовой лестнице. Женщина поднималась, оглядывая голые неуютные стены, и все больше убеждалась, что это точно не тот дом, где ей хотелось бы жить.
Однако мансарда, куда привел ее психиатр, оказалась неожиданно уютной и имела вполне обжитой вид. Персиковые стены были ярко освещены закатным солнцем, и Марина невольно остановилась у одного из окон, любуясь открывшимся видом. Что ей здесь нравилось – так это парк. К участку почти не прикасались руки ландшафтного дизайнера, и на нем рос такой же дикий лес, как и за оградой. Лишь кое-где, возле самого дома, были посажены цветущие кустарники и деревья, разбито несколько газонов, но это было, как видно, сделано давно и случайно и казалось здесь чем-то временным. Главным остался лес, за которым сейчас исчезало маленькое алое солнце.
Она опомнилась и пошла вслед за Генрихом Петровичем, который терпеливо ждал ее на пороге открытой двери. Теперь они оказались в еще более уютной комнате, которая понравилась Марине с первого взгляда. У нее даже поднялось настроение, когда она оценила обстановку, а наличие громадного аквариума ее восхитило. Она сразу бросилась к рыбам:
– Какая прелесть! Сколько их тут?! Ой, какая огромная эта синяя… Прямо жутко – как смотрит! А эта, вы поглядите – вместо рта какая-то присоска, ползает и губой мусор собирает! Ой-ой, какой крендель, вон тот, лобастый, оранжевый! Это Миша увлекается?! Я не знала!