Завтрак палача
Шрифт:
Однако Мария не пошла по тому же пути, как та моя знакомая в Сан-Паулу, а построила собственную судьбу. Ей не нужно было мачете, хотя связи отца очень и очень пригодились.
Она быстро постигла секреты его успеха в Китае и поняла, откуда прибывало богатство. Паралитик назвал ей имена двух друзей, с которыми когда-то имел дело. Один из них англичанин, второй — китаец. Англичанин жил то в Лондоне, то в Вашингтоне, а китаец — практически везде. То есть он пребывал то в одной стране, то в другой, всегда, правда, возвращаясь в Пекин или в Шанхай, где имел влиятельную корпорацию по каким-то высоким, в том числе секретным, технологиям. У этой корпорации
Сеньора Бестия не называла имен. Я сам их прозвал по-своему: англичанин Том и китаец Бэй, что означает «белый». Том был темноволосый, черноглазый, смуглый. А Бэй — с молочной кожей, лысый, как колено, и с бесцветными глазами, что вообще редкость для азиатов. Англичанину Тому было к тому времени сорок пять лет, а китайцу Бэю — немногим за пятьдесят.
Все последующие годы сеньора Бестия спала с тем и с другим. Это было безопасно, потому что по условиям работы эти два крутых парня друг друга видеть вообще не должны были. Они даже как будто и не знали друг друга.
«Кто такой этот мистер Том?» — мог спросить с удивлением ксьеншенг [7] Бэй. «А что это за ксьеншенг Бэй?» — вполне мог изумиться мистер Том. И всякий следователь, прокурор или судья в растерянности развели бы руками.
А все потому, что знакомство этих двух влиятельнейших в мире людей проходило через посредника. Им был отец сеньоры Бестии. А когда его разбил паралич, посредником стала сама синьора. Обе стороны не могли не согласиться с этим, потому что в руках у нее оказалось достаточно доказательств, чтобы на взаимный вопрос «Это кто такой?» даже рядовой следователь смог бы легко и непринужденно оживить их память. К тому же такого рода дела рядовым следователям обычно не поручаются. Ими, как правило, занимаются государственные комиссии, международные трибуналы и даже главы крупнейших разведок мира.
7
Господин (кит.) — обращение.
Так что возражений сторон не последовало. Место паралитика заняла его очаровательная дочурка.
Я долго ломал голову: что так роднило англичанина Тома и китайца Бэя? Неужели только глазки, губки, плечи, грудь, бедра и ножки прекрасной испанской дамы? Ну и еще некоторые чарующие атрибуты ее нестареющего тела… Сейчас я уже могу ответить на этот вопрос, но нужно ли? Она ведь мне все это рассказывала, как беспамятливой, молчаливой, даже глухой проститутке Мадлен. Как в свое время Иван Голыш. Разве такой инвалид может о чем-то догадаться или кому-то что-то передать? Разумеется, не может!
Поэтому не имеет смысла придираться к подробностям моего рассказа и искать им подтверждения в нашей честнейшей и добрейшей реальности. Все это лишь догадки и всякие глупости.
Ну кто поверит, что сначала один очень влиятельный в мире человек, а именно наш англичанин Том, облаченный особой властью и страшно уважаемый мировым сообществом политиков, толстосумов, военных и юристов, ставит перед самыми компетентными учеными задачи планетарного масштаба, а потом, получив блестящие результаты, передает их абсолютную копию мало кому известному посреднику. Даже если этот посредник и отмечен в своей жизни чем-то славным, то уж точно не тем, что получает за свою тайную деятельность весьма нескромные проценты от конечного результата работы ученых. Там ведь и одного процента всего от одного
Дальше посредник передает посылку в руки лысого китайца Бэя. Тот устремляется в поездки по миру, проверяя то один, то другой узел предлагаемого изобретения. Для этого на него работают все те же профессиональные разведчики, политики, ученые, полицейские, экономисты, журналисты и прочий деловой и творческий люд. После этого он возвращается в Пекин, проводит тайные переговоры с правительством Китая, заручается поддержкой и гигантским бюджетом и запускает секретную технологию в дело. Она дробится на многие «неузнаваемые» части. Однако государственные заводы и даже крупные частные компании все же объединяются в один большой проект, и вот миру наконец предлагается свежий продукт высоких технологий, страшно похожий на тот, что выпускается где-нибудь в США, или в Японии, или в Германии, Швеции, Норвегии, а иной раз в России. В отношении России по большей части в области наступательных вооружений и противовоздушной обороны.
По тем же каналам приходила инсайдерская политическая информация из министерств иностранных дел многих стран, из министерств обороны, из разведок и контрразведок, из крупных корпораций, научных институтов. Такая важная информация имела способность в каких-то случаях приостанавливать крупные конфликты и даже войны, либо, напротив, возбуждать их на ровном месте. А значит, активно влиять на международные цены на нефть, газ, электричество, металлы, камни, драгоценности, недвижимость, продукты питания, лекарства, одежду, моду, кинематографию. То есть влиять на жизнь!
Публика эта, в том числе сеньора Бестия, занималась эффективными маневрами на всех политических полях. Это и технологии заброса нужной дезинформации в массмедиа, то есть прямо в глотку к человечеству, и игра с процентами инфляции в годовых отчетах целых государств, и решение о выдаче многомиллиардных кредитов или погашении долгов. Причем всего лишь пара каких-нибудь инфляционных процентов в масштабе огромной нищей страны или даже целого континента способна уморить голодом или болезнями тысячи обыкновенных людей. Это как катастрофа пассажирского поезда — сколько село, столько и погибло. Зато жирные коты снимают с этого свои обычные сладкие пенки.
Мой родственник, старик психиатр, у которого я в свое время скрывался в Нью-Джерси, как-то сказал, что настоящая политика живет в невидимом пространстве и сама она невидима. Это, говорил он, как работа внутренних органов. Они ведь отвратительны на вид, но ведь и не предназначены для всеобщего обозрения. Обычным людям достаточно лишь знать, что они существуют. К тому же, если бы органы вдруг открылись для всех, то есть стали бы доступны и видны, организм сразу бы загнулся от сепсиса.
Тут он, этот древний чудак, хитро так посмотрел на меня и продолжил с кривой ухмылкой:
— То же и с политикой. Например, те, кого люди каждый день видят на экранах, слышат по радио, читают о них в Интернете или в газетах, — всего лишь зловонные газы, испускаемые тем самым закрытым и отвратительным ливером, который и является истинной политикой. Настоящих политиков и истинных хозяев не видит никто. А это им и не нужно! Они для этого слишком умны. Злы ли они? Не знаю. Что такое — зло? А вдруг — это добро? Самое настоящее божественное добро. Пути господни неисповедимы. А коли так, то что есть добро, а что зло? Все — лишь его инструмент. Зловонные газы — тоже.