Завтрак палача
Шрифт:
— Английский чай Betford и ваш любимый пирог с тушеной капустой, мэм.
— Точно! — Ее глаза вновь задорно сверкнули. — А ведь я и сама не знала этого! Пока вы не сказали…
— Сию минуту, мэм.
Она уже откровенно кокетливо махнула рукой, отпуская меня. Я поторопился на кухню. Еще утром я заказал шеф-повару второго цеха этот пирог. На всякий случай еще с клюквой. Но почему-то я был убежден, что к вечеру она не откажется от пирога с капустой. Впрочем, если бы у нас его не было, я бы предложил ей тот, что есть. И она отреагировала бы точно так же. В этом смысле Олеся легкий человек. Пожалуй, самый легкий из всех моих клиентов.
Я
Олеся Богатая
Эта хорошенькая женщина сорока пяти лет большую часть жизни провела скромно и достойно, пока не заболела одной из самых опасных болезней, чаще всего заканчивающихся летально, — безумной страстью к безраздельной власти. Вообще-то, я думаю, это заболевание тлело в ней с того самого момента, когда она стала впервые осознавать себя. Но внешние обстоятельства очень долго не способствовали развитию недуга. До поры до времени.
Она, в девичестве Красовская, вышла замуж еще в студенчестве, родила дочь и сына.
Ее муж, историк, занимался изучением исторических корней их народа. Он защитил диссертацию, которую при старой власти сразу засекретили как вредную для изучения широкими доверчивыми массами. В соответствии с этой научной работой не Киев когда-то потерял свое значение и стал на долгие столетия вассалом Москвы, а очень даже наоборот. По работам историка выходило, что Москва всегда равнялась на Киев и, более того, отчитывалась перед ним и перед народом, живущим здесь, о своих делах и планах. Москвой же испокон веков владели либо бояре-дикари, они же убийцы и прихвостни Золотой Орды, либо, в более поздние времена, амбициозные иностранцы наподобие любвеобильной развратницы и масона-вольтерьянки Екатерины Великой.
Москва, мол, никогда не могла удержаться на плаву, потому-то в противовес ее сомнительным амбициям даже такой безумец, как Петр Первый, недавний предшественник той самой Екатерины, сбежал из самозваной столицы и построил, по существу, масонский город на холодных болотах, дав ему имя своего святого. А уже много позже некий Ленин со своим инородным, опять-таки масонским, правительством вернулся в Москву, где мог существовать только такой ренегат и злодей, как он.
Это все, дескать, складывалось лишь потому, что когда, очень давно, уже существовал великий Киев, Москва была невзрачной, утопающей в грязи деревенькой с неблагозвучным названием Кучка — по имени бояр-дикарей, владевших ею и небольшой пристанью на слиянии нескольких речушек и ручейков. Они потом зарезали во Владимире своего князя Андрея, а вернее, в его резиденции «Боголюбово», а тот князь, в свою очередь, похитил чудодейственную икону Святой Богородицы из отеческих киевских земель и тем самым положил начало междоусобию и предательству.
Князь Андрей, мол, попрал память своего великого деда-киевлянина — Владимира Мономаха, и северо-восточные народы, теперь называющие себя русскими, предки которых приняли ренегата Андрея, вынуждены расплачиваться за его неискупаемые во веки веков грехи. А Киев, мол, как был святым городом, так им и остается по сию пору.
Ему, молодому, мятежному ученому, многое казалось несправедливым в истории страны, и он доносил свои обиды до хорошеньких ушек супруги Олеси, учительницы английского языка в средней школе. Он был теоретиком, очень неосторожным, я бы даже сказал, легкомысленным,
Я ничего в их запутанной политической истории не понимаю, хотя по линии матушки происхожу как раз почти из того же народа. Как предки матери очутились за Уралом, в Сибири, я теперь знаю… Их туда сослали нищета и власть, душившая все, до чего дотягивались ее лапы.
Моя мать, от которой ушел мой отец почти сразу после того, как привез ее в Сан-Паулу, не решилась возвращаться в холодную Сибирь. Может, из-за меня? Из-за младенца-мулата, которому нет места в Сибири? Мать кое-как устроилась на работу официанткой в ресторане одного старого еврея, бог знает какими силами когда-то заброшенного в Бразилию, и надолго стала его любовницей. Вот ведь и он не захотел возвращаться в Палестину, а ведь тогда там уже был Израиль, новое государство.
Да бог с ним, евреем, но почему все-таки мать, страдавшая от безденежья в Бразилии, не пожелала вернуться к себе? Возможно, по той же причине, что и древние князья когда-то решили остаться на новых тогда владимирских, суздальских, ростовских и московских землях и даже сговорились с очередными варварами о взимании дани со своей древней родины, что крайне возмущало молодого историка. Может быть, они были обижены на землю предков? Или же именно так мстили ей, а заодно и самим себе.
Если бы не примеры из жизни моей семьи, разумеется, неизмеримо малые по масштабам, я бы не понял и того, что так сердило ученого историка Богатого и его очаровательную женушку Олесю.
Это как представить себе форму земли по маленькому, забавному глобусу. У меня был такой. Я на нем в детстве разрисовывал Сибирь. Вклеивал туда картинки с изображением медведей, в основном почему-то белых. Тоже ведь свою теорию выдумывал! Мне даже казалось, что все люди, живущие там, по большей части чернокожие, мулаты, индейцы или креолы. То есть все так, как у нас. Ведь снежно-белокожей в нашем крошечном квартале в Сан-Паулу была лишь моя мама. А почему иначе должно быть в Сибири?
Каждый видит мир таким, какой ему дорог. В этом беда человечества, потому что для всякого дорого что-то одно, а остальное враждебно. Лишь наивное детство позволяет смириться с чужими фантазиями, а в зрелости разрешить тлеющий годами конфликт возможно только силой. Отсюда и войны, и завоевания, и захваты земель, и присоединение обширных территорий всеми правдами и неправдами.
Вот, скажем, Гитлер, этот ополоумевший упырь. Он с чего начал? С аншлюса Австрии, с присоединения Судетов… А дальше его понесло, как пьяного матроса в чужом порту. Он уже сам не знал, где палуба его шхуны, а где чужая портовая земля и чужие корабли. Ну и что из этого вышло? Матросу бы просто морду набили, а тут дело другое, тут масштабы! Вот где, например, теперь Пруссия? У Польши, у России и даже у Литвы. Нужны ли были все эти маневры, если в результате их у твоей страны отняли даже то, что ей всегда принадлежало?
А сколько народу угробил, в том числе свой собственный! Сколько же гениев, сколько талантов не появилось на свет, так как от мертвых не то что гении, вообще ничего не родится! Это все потому, что его больные фантазии, да и вообще фантазии всяких масштабных скандалистов, не ограничиваются школьным глобусом, а расползаются, как вирусы, по земному шару. Прямо по живому!
Семья Богатых была уже давно зрелой, когда в их огромной стране все в очередной раз перевернулось и в конце концов расползлось по швам.