Заяабари (походный роман)
Шрифт:
Надоело торчать на берегу в течение последних нескольких дней и в результате у меня возникла неутолимая жажда пути. Я хотел преодолевать пространство бесконечно долго, и даже испугался, что Байкала может не хватить, чтобы обуздать мою страсть. Движение вперед представлялось самым прекрасным способом существования. Останавливаться и выходить по необходимости на берег было в тягость. Разбивать палатку и готовить пищу казалось никчемным занятием. Не было для меня большего счастья тогда, чем просто плыть вперед.
Я предпринимал серьезные физические усилия в течении всего дня, особенно когда дул встречный ветер, но не чувствовал себя обремененным и не представлял, как это занятие может надоесть. Нет ничего более увлекательного и занимательного, чем плыть вперед на надувной лодке. В голове рождаются такие забавные мысли.
Мир превратился в сказку. И это не иллюзия. Мир такой – сказочный, и то, что мы видим его сумрачным и безрадостным – глубокое умственное заблуждение.
Сначала я по наивности задумывался, как же лучше сложить книжку про путешествие, как нарисовать то великое счастье, которое переполняло тогда и не оставляет в покое до сих пор. Крутил-вертел и так и этак, и чтобы не придумывал – все было не то, неправда. Я так не хотел. В конце-концов решил написать, как было дело, особо не заботясь о тех надуманных пропорциях, которые надо якобы соблюсти для того, чтобы в произведении присутствовало чувство меры. Надо в меру пофилософствовать, в меру похохмить, в меру быть героем, в меру сентиментальным, в меру показать свою слабость, в меру, в меру, в меру… К черту меру! Я не хочу и не буду подстраивать свои переживания под выдуманный стандарт и никому не советую, иначе нарисованные картинки будут фальшивыми, будут существовать сами по себе, нисколечко не отражая таинства волшебного процесса под названием жизнь. Выдуманные картинки, они не про любовь – это мыльные пузыри.
Мысли мои нельзя воспринимать как какое-то достижение отдельно взятых хорошо проветренных мозгов. Никакие они не достижения, потому что мысль не может быть достижением. Единственный прок от нее лишь в том, что она может показаться нам как причудливая игра цветов радуги, от чего на душе станет немного радостней. И все. Остальное от лукавого. Фундаментализм мыслей сеет в мире печаль. Я не хочу опечалить мир. Мне кажется, что это я уже сделал достаточно, да и без меня производителей печали хватает. Хочу пожить для того, чтобы на мрачных рожах появилась хотя бы тень улыбки и грусти о прекрасном, о дивной заоблачной сказочной дали, которая и есть суть этого мира. Путь туда, в эту чудесную даль, – это путь в никуда, это путь в самое настоящее счастье, – это странствие.
Как-то раз включил телевизор и увидел там кино. Показывали серьезного дядю, который плакался членам своего семейства о том, что его книгу не хочет печатать ни одно издание. Он убивался от того, что потратил годы тяжкого труда на производство рукописи, а его подлецы-издатели не печатают. И слава Богу! Кому нужна такая книжка, над которой трудились стиснув зубы? Какую такую радость в мир она может произвести? Что хорошего можно ждать от писателя, который писательство воспринимает как тяжкий труд? Мысль, рожденная в муках, омрачает мир.
Сам раньше занимался подобными вещами и думал, что делаю очень важное и полезное дело. Я был научным сотрудником и придумывал для удобства человечества всякую всячину. Я в муках рожал полезные идеи и запросто мог убить свою жизнь, посвятив ее проблеме сходимости решений какого-нибудь нелинейного уравнения в частных производных второго порядка. В конце концов, если бы повезло, я достиг более-менее вразумительного результата и оформил бы его в виде статейки, которую бы никто из моих друзей не прочел. Я бы произвел на свет умственную конструкцию, думая при этом, что приближаюсь к разгадке природной тайны, или по крайней мере являюсь участником великого процесса познания истины. Это в лучшем случае, а в худшем – усовершенствовал работу какой-нибудь машины по производству вредного для человечества вещества.
Когда так думаю, то на душе становится хорошо от того, что в моей стране такой бардак, и я вдруг оказался никем. От такого положения вещей можно страшно опечалиться, но я этого не делаю, а даже наоборот: благословляю судьбу, что таким образом смог поглядеть на мир и на себя со стороны, воспользовавшись своим никому не нужным положением в обществе.
Однажды понял, что по большому счету совершенно не важно, что происходит вокруг. Главное направление жизненного пути определить можно в любой обстановке, даже в тюрьме, а сколько у нас жратвы и благ – не имеет, по большому счету, никакого значения. Индия – мировой лидер по нищете испокон веков, а между тем произвела на свет величайшую духовную культуру. Сытая Америка ничего не способна родить для души. Эта страна – большой и толстый евнух.
Раньше я жалел себя как физика, но потом перестал, когда додумался до того, что попытка состояться вредна по своей природе, как чувство жалости к себе.
Я не знаю большего счастья и не представляю его себе, чем то, как живу сейчас. У меня за душой нет ни гроша. Но зато я живу каждый день как последний. И спокойно могу умереть в любой момент, не имея ни капельки сожаления о недостигнутом в результате неуспевания. Жить каждый день как последний – это одно и то же, что не умирать никогда. Почти одно и то же. Смерть теряет смысл, когда ощущение счастья от того, что мир есть постоянно прибывает у тебя в груди и вырывается наружу, разбрызгиваясь во все стороны.
Я не чувствую под собой воды, я не чувствую над собой неба, я не вижу гор по сторонам – все смешалось и превратилось в одно большое прекрасное целое. Я лечу на своей лодке по морю Байкал, которое несется вместе с моей планетой в бесконечную темень космического пространства. Вместе, вращаясь вокруг земной оси, мы танцуем волшебный вальс и звезды аплодируют нам в такт.
Солнце зашло неожиданно для меня. Завечерело. Впереди виднелся мыс Ото-Хушун. Что творится за ним – не видно, поэтому решаю не идти дальше, а остановиться где-нибудь недалеко. Место, где я высадился, снова оказалось ничем не приметное. Совершенно обычная часть Байкальского берега, лишенная особенностей.
Очень трудно выбрать, где остановиться в подобных местах, наверное оттого, что выбирать не из чего. Для меня берег был одинаково чужой здесь и на некотором расстоянии поодаль.
Если вам попадутся такие места на пути, а они обязательно попадутся – не отчаивайтесь. Обживать их просто, если есть у вас в этом нужда. Перво-наперво надо запомнить расположение основных предметов в ближайшей округе. На моем берегу много камней и на первый взгляд они кажутся безликими булыганами. Так получается от того, что вижу их все сразу. Как только начинаю разглядывать каждый из них – они кажутся особенными. Я осматриваю каждый камень по отдельности и постепенно привыкаю к ним. Устанавливаю палатку и раскладываю вещи. Но пока нет огня, место так и останется для меня чужим.
Просто огонь не дает ничего, кроме тепла и света. Задумываюсь около костра о чем-нибудь хорошем, и мне становится уютно и тепло, как дома у мамы. Скоро я уйду своей дорогой, а место с моими мыслями продолжит существовать дальше и когда-нибудь достанется кому-то еще. И этот кто-то обязательно почувствует хорошее, и ему станет чуть-чуть веселей на душе. Я очень бережно отношусь к таким малюсеньким радостным ощущениям, собираю их и храню у себя в груди. Когда бывает грустно, вспоминаю о них, и они вспыхивают золотистыми искорками, согревая меня изнутри. Когда умру, эти маленькие огоньки останутся светиться на том месте, где меня зароют.