Займ на любовь
Шрифт:
Пользовался ситуацией и тем, что, так или иначе, она сейчас уступала, чувствуя дискомфорт от всего случившегося. А Стас… Он вытерпел предостаточно, чтобы теперь максимум из этого выжать, для ее же безопасности… Ну и своего спокойствия, да.
Бумаги заполняли весь пол и софу на террасе. Стеклянная доска стояла, прислоненной к стене. Везде фамилии, фото, схемы, которые она чертила своими руками. Надо же, если глянуть со стороны — реально колоссальный труд… И, в принципе, это все еще вполне можно в сюжет для очередного выпуска программы оформить. Главный редактор ей сегодня звонил, вроде здоровьем и моральным состоянием интересовался, но также «ненавязчиво», уточнил и про материал…
Мира ответила обтекаемо, наверное, еще не готовая в голос заявить, что согласна с тем ультиматумом, по сути, что ей Стас выдвинул. Правда, она сама для себя не могла еще представить, как это так, что не будет работать журналистом?! Да Мира всю жизнь сознательную этой профессии посвятила!
Однако… было то, что она оказалась в состоянии очень ярко вообразить. То, что и не дало категорически возмутиться и устроить спор, когда муж выставил свое требование. После его слов о вдовцах в их семье и их выборе, она впервые вдруг поставила себя на место Стаса и очень красочно прочувствовала, а что сама бы ощутила, увидь, как его «убивают»? Не волноваться о том, что он там думает или ощущает, как это всю ночь делала, а просто целиком и полностью поставила себя на его место.
И… Миру проняло так, что толково двух слов не могла еще минут тридцать связать. Потому что опустошение и горе подобной силы не то что душу, а разум и всякую волю хоть что-то дальше делать разрушает до основания. Как после этого говорить о чем-то? Какие аргументы могут перевесить размозженную душу от потери любимого человека?
Мира таких не нашла. Ни для себя, ни для Стаса. Потому, собственно, и не спорила же толком. Не знала, возможно, еще и вернется к обсуждению… когда-нибудь, значительно после. Но не была в этом уверена.
Однако сюжет про Авраменко можно же выпустить? Он уже и так у всех на слуху, да и попытку ее убийства СБУ так раскрутило, что только глухой не слышал новостей. А так Мира хоть в большей мере донесет до общественности, в чем именно корень махинаций и «прегрешений» данного властьимущего. Вроде как покажет, из-за чего ее устранить тот хотел. Ну и…
Что ж, Мира не знала до конца, что именно задумал Стас, но поскольку была достаточно опытной и умной, чтобы выстроить грамотные теории… Казалось, что стоит как можно сильнее испортить репутацию данного депутата. Чтобы своего мужа обелить, да…
Тяжело выдохнув, она присела прямо на пол у стены, придавив глаза основанием ладоней.
Это все было одновременно катастрофически тяжело, но и предельно просто для ее восприятия. Несмотря на то, что совесть и какое-то обостренное чувство социальной справедливости билось в агонии в глубине души, все перевешивала одна единственная мысль о гибели мужа…
— Ух ты, как у вас тут все… будто макулатуру собираете, — веселый голос Николая заставил Миру вскинуться.
— А… Привет, Коль, — постаралась прийти в себя, чтоб не очень на кого-то обрушивать тот груз эмоций и мыслей, что саму изнутри в центрифуге выкручивал.
— Что-то не так, Мира? — вдруг нахмурился Коля, присев на корточки напротив нее. Всмотрелся внимательно в глаза. — Тебе не плохо?
Она моргнула, запрокинув лицо, пытаясь резкость навести. Прижала кулак к губам… Что ему сказать?
Понятия не имела, знает ли, подозревает ли Николай о том, что брат точно задумал? Наверное, не мог не знать, ведь он со Стасом куда дольше знаком, в таких ситуациях видел, в которых Мире еще не доводилось. И не может не понимать… Но даже спросить вслух было страшно.
— Нет, нормально все, — выдавила из себя улыбку. — Просто… Вот убираюсь. Стас категорически против, чтобы я продолжала журналистом работать… — взмахнула рукой, будто обводя обстановку.
Ну и причину грусти нашла, да.
— Его легко понять, — хмыкнул Коля, хоть и с явным сочувствием в голосе.
— Да… Вот и я не спорю, просто решила бумаги собрать, — покивала головой, принявшись сдвигать все в одну стопку. — Хотя, скорее всего, последний выпуск еще сделаем, мне редактор звонил…
— Когда это он успел, белла? — веселая ирония в голосе мужа была так же неожиданна, как и его появление, собственно.
Стас вышел на террасу, пожав руку Коле и с таким же интересом, как и его брат, всмотрелся в Миру. Впрочем, она заметила и другие оттенки его внимания. Все он заметил и верно понял, куда лучше Николая. И ее страх, и смирение, и тревогу за него…
— Пока ты с адвокатами в кабинете общался, — отозвалась Мира, вернувшись к своему занятию. Она его, кстати, тоже не терзала вопросами, о чем он там говорил…
Бумаг меньше не становилось, кажется. Сколько же она их исписала?
— Хорошо, последний выпуск можете сделать… — явно ощущая весь душевный раздрай внутри нее, улыбнулся Стас шире. — Но потом…
Что потом, он не успел добавить, потому как в этот момент Николай вдруг выхватил у Миры из рук очередной лист и уставился на фото, распечатанное на принтере.
— Это кто? — как-то необычно, несвойственно серьезно для себя, вдруг спросил он, повернув к Мирославе лист.
— Это… Леся Авраменко. Дочка его, — не понимая, что именно Колю так заинтересовало, отозвалась Мира, заметив, что и Стас удивленно на брата глянул. Нахмурился. — На нее несколько фирм было оформлено, вот я и нашла фото в архивах. Хотя не думаю, что она реально там чем-то управляет. Университет только закончила в прошлом году. Блин! — вдруг придавила лоб, вспомнив. — Уже ж не Авраменко, наверное. У них вроде в понедельник свадьба с Мартыновым должна была быть. Почти никто ничего не слышал, у кого я спрашивала, так, слухи. Но да, была информация, что назначили выездную роспись специально на такой день, чтоб меньше вероятность, что привлекут внимание журналистов… А я с этим СБУ так и не разобралась! — раздосадовано глянула Мира на мужа.
Но Стас в упор смотрел на брата. С таким выражением в глазах, что и Мира, испытав непонятное напряжение, на мужчину глянула.
— Коля? — позвал Стас, видя, что кузен впал в некий странный ажиотаж.
Даже багровый румянец на скулах заалел, будто жарко ему. Только вот выражение лица какое-то… непонятное. Как злое… и одновременно опустошенное.
— Ты ее знаешь? — очень аккуратно, как показалось Мире, уточнил Стас.
Николай молчал. И все сильнее сжимал руку. Лист бумаги начал сминаться.