Заземление
Шрифт:
— Санкции? — вопросительно произносит он. — За что?
— Будет лучше, если я прочту тебе это.
— Я сам! — Гандива распечатывает конверт. — Я хочу скорее узнать правду.
— Гандива, нет! — мать пытается вырвать конверт у него из рук, но лишь разливает кофе.
— Я же сказал, что сделаю это сам. Читать я умею.
Гандива достаёт из конверта толстый буклет. Белоснежный картон, красные буквы. Следом на стол падает сложенный вчетверо лист бумаги.
— Социализатор каникулярного пребывания?! — о, это пренеприятнейшее
— Ты не изгой, Гандива, — поясняет мама. — Прочти внимательно.
— Презумптор?! — Гандива словно слышит свои слова со стороны. — Что это такое?
— Читай же дальше.
Чёрный рой ровных печатных букв бьёт по глазам. Строчки пляшут и разъезжаются. Белый пластик буклета кажется неимоверно ярким. Каждое слово — как клеймо в подсознании.
— Уважаемые Мария 1448 и Лариэт 12. Уведомляем вас, что, согласно исследованию, проведённому в рамках программы социализации пре-имаго… — слова застывают на губах. — Я ничего не понимаю.
— Это я виновата, — мама вытирает глаза.
— Ваш сын Гандива 2 является презумптором в коллективе своего класса? — вопросительно произносит Гандива. — Звучит гордо.
— Если бы, — вздыхает мама. — Это означает, что все в классе тебя… не принимают!
— Но как?
Просто не укладывается в голове. К его словам прислушивается весь класс! Ему улыбаются при встрече. Никто в этой школе и пальцем его не тронул! А дело, оказывается, вон как обстоит. Они прячут камни за пазухой. Все до единого! Презумптор. Презумптор…
— Я, должно быть, неверно воспитала тебя, — всхлипывает мать.
— Ты не виновата, — твёрдо говорит Гандива, складывая буклет пополам. — Я поеду в социализатор, если это необходимо. Только не плачь. Я уверен, что там не так плохо, как думают все.
— Я обязательно поговорю с психологами смены, — мама улыбается сквозь слёзы. — Они обязаны знать, что к ним едет исключительнейший пре-имаго! Тот, что на голову выше остальных!
— Мама, — Гандива бьёт кулаком по столу. — Зачем мне доказывать кому-то своё превосходство?! Я ведь не…
— Да, ты и не должен. Потому что это очевидно!
— Мам, хватит!
Гандива знает, что слова матери очень далеки от истины. Он, конечно, старается и делает всё, что от него зависит, дабы дотянуться до заветной планки, задранной матерью на неимоверную высоту. Но ему всегда не хватает двух-трёх сантиметров. Даже в прыжке. Гандива догадывается, что эти жалкие и никому не нужные сантиметры разочаровывают маму. Он понял, что не оправдал высоких материнских надежд ещё в пятилетнем возрасте, когда не смог решить тремя дифференциальными методами детскую задачку про свинку и поросят.
Гандива знает, что ему никогда не дотянуться до матери.
А его мать — Мария 1448 — в своё время была лучшей студенткой факультета пространственных трансформаций. Триумфальный путь абсолюта ей помешала продолжить капсульная катастрофа, после которой беднягу пришлось собирать по частям. В университет она так и не вернулась — запретили по состоянию здоровья. И мама даже сумела с этим смириться. Вот только когда у неё, благодаря дорогущему методу экстракорпоральной гестации, появился сын, она принялась воплощать разрушенные мечты в нём.
Поэтому Гандива лучше других понимает, как мама страдает, не находя в нём собственного безупречного отражения.
Он, конечно, мог бы позволить себе быть самим собой. Он мог бы не тянуться к звёздам и хватать заслуженные восьмидесятки с хвостиком. Мог бы, если бы не любил мать. Жить по возможностям, не напрягаясь, означает причинять ей боль. И Гандива прыгал, как дрессированная собака, с первого этапа. С первых учебных дней.
— Завтра — организационный сбор, — мама снова улыбается и пытается выглядеть бодрой. Но Гандива понимает, как мучает её произошедшее. — Оденешь новый костюм.
— Но он белый! — возражает Гандива.
— Белый — цвет истинного лидера. Пусть эти ребята знают, кто и чего стоит.
— Мне не нужно самоутверждаться за счёт других, мама! Когда ты уже поймёшь это!
— Конечно, не нужно, — мама улыбается, словно издеваясь. — Они сразу увидят, что мой сын лучший.
Гандива отводит взор, пытаясь скрыть смятение. Меньше всего на свете он хочет выделываться дешёвыми способами. Особенно среди пре-имаго, испытывающих трудности с общением. Ещё меньше он хочет гиперопеки. Только объяснить это всё матери, не расстроив её, он не может. Если он удосужится открыть рот сейчас — всё закончится рыданиями. Как и в прошлый раз.
— Лучший, лучший, — выдавливает Гандива через силу.
На лице мамы, подобно весеннему цветку, распускается удовлетворённая улыбка. Только она не согревает. Это — как кайф от очередной дозы запрещённого вещества. И Гандива ненавидит себя за то, что сам дал маме очередную порцию.
5
27 июня 2340 г
— Вы вправе не рассказывать другим особям о своих проблемах, — улыбается в зал начальница смены. Всё, что Гандива знает о ней от матери — «её зовут Нолли» и «она тебя не бросит». — Но обязаны посещать ежедневные психологические тренинги и мотивационные занятия.
— Скукота, — зевает кто-то из присутствующих.
Волна сдержанных смешков катится по помещению, звенит стёклами панорамных окон, за которыми цветёт пышной россыпью точек висячий сад. Упрёк искажает лицо начальницы смены, размалёванное невероятным количеством косметики. Гандива отслеживает гримасу и понимает: с Нолли лучше не связываться.
— Для кого-то — скукота, может быть, — сосредоточенно проговаривает Нолли. — Но достойные пре-имаго оценят то, что мы будем для них делать. Я обещаю, что под моим крылом вы быстро станете достойными членами общества. Двести двадцать пять учащихся первого этапа уже оценили наше усердие и ныне не испытывают проблем.