Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
* * *
– Дикари! Перестраховщики! – горестно стонал, заламывая руки над бренными останками, академик Мендельсон. – Варвары!..
И было с чего олицетворять всю многовековую скорбь своего народа Дмитрию Михайловичу: перед ним лежало то, ради чего уже были потрачены сотни тысяч золотых рублей и десятки тысяч человеко-часов, оплачиваемых по самому высшему разряду. То, за что он, не раздумывая, отдал бы все самое дорогое на свете… Но только
Бежецкий опоздал. Опоздал непоправимо. Да и не мог он вмешаться – после драки кулаками не машут.
А драка состоялась еще тогда, когда они с полковником мирно попивали сидр в офицерском собрании…
Тройка патрулирующих «вход» «Сапсанов» засекла цель, возникшую из ничего, исправно доложила на землю и… «прервала ее полет», как говорилось в рапорте на имя генерала Бежецкого. Увы, на этот случай у пилотов были свои инструкции – четкие и не допускающие двусмысленностей. Ракеты, гончими псами сорвавшиеся с направляющих, не дали «скоростной высоколетящей цели» снова уйти «в небытие».
Мнение академика разделяли все остальные сотрудники научно-исследовательского отдела без исключения, разве что не так экспансивно. Кто бурчал что-то неразборчивое на ухо соседу, бросая неприязненные взгляды на полковника Гжрабиньского и его офицеров, явно чувствовавших себя здесь очень неуютно, кто, выражая презрение к «этим воякам» даже спиной, ковырялся в разложенном на длинном столе хламе, кто-то демонстративно отвернулся… В воздухе остро пахло оплавленной пластмассой, сгоревшим ракетным топливом и назревающим скандалом. Надо ли говорить, что даже у Александра симпатии сейчас были вовсе не на стороне постоянного партнера по коньяку и преферансу.
– Это в самом деле было так необходимо? – брезгливо тронул он причудливо скрученную деталь, оставившую на пальце жирный след копоти. – Как-нибудь аккуратнее не получалось?
– Да не умеют они аккуратнее, – буркнул перемазанный копотью по самые брови приват-доцент, нахватавшийся вольнодумства от старших коллег. – У них самый точный инструмент – бомба…
Столько горечи было в этих словах, что летчики смутились еще больше, словно мальчишки, полезшие, не спросившись у взрослых, ковыряться в сложном приборе и непоправимо его испортившие. Непоправимее некуда.
– У меня приказ! – фальцетом выкрикнул полковник, делая движение рукой к нагрудному карману, словно там и впрямь лежал всемогущий приказ, способный исправить положение. – Понимаете? У меня приказ!
– Приказ уничтожить посланца из чужого мира? – взвился Новоархангельский. – Приказ превратить в никчемные ошметки единственное доказательство существование разума по ту сторону портала?..
В полемическом задоре академик совсем забыл о существовании еще одного, более чем веского доказательства существования разумной жизни в параллельных мирах, к тому же стоявшего в двух шагах от него, но Бежецкий не стал поправлять оратора.
Увы, у Гжрабиньского действительно был приказ… Приказ сбивать все, что появится из портала. Безопасность – прежде всего. Формально он был прав на все сто…
– Успокойтесь, полковник, – примирительно начал Александр. – Мы все понимаем…
– У меня приказ! – яростно пробормотал, не слушая его, летчик. – У меня – приказ!.. Честь имею!
Он повернулся кругом и, словно забыв про субординацию, не прощаясь, покинул провонявшее гарью помещение. Следом, с извиняющимся видом отдавая честь на ходу, потянулась «свита».
– Приказ у него! – продолжал кипятиться Агафангел Феодосиевич. – Исполнительный какой выискался! Приказы им мозги заменяют – болванчикам заводным… А вы тоже хороши, Александр Павлович! – потеряв контакт с непосредственным раздражителем, напустился он на единственного военного в радиусе досягаемости. – «Мы все понимаем…» Что мы понимаем?.. Й-й-эх!..
– Агафангел Феодосиевич… – тихо проговорил Мендельсон, уже несколько поостывший. – Агафангел Феодосьевич!..
Академик замер с открытым ртом, медленно его закрыл и вдруг вызверился на ни в чем не повинных коллег:
– А вам тут какого рожна нужно?! Живо по рабочим местам! Дармоеды, мать вашу!!!
Комната вмиг опустела. Только Смоляченко, словно его академический гнев не касался, продолжал самозабвенно копаться в останках чужого «зонда».
– Извините, генерал, – пробормотал Новоархангельский, покаянно свесив лохматую, как у основоположника марксизма, голову и запустив пятерню в дремучую бороду. – Погорячился… При подчиненных… Стыд-то какой… Простите…
– Бог с вами, Агафангел Феодосиевич! – настала очередь смутиться Бежецкому. – Какие мелочи, право…
– И все равно… – начал было Новоархангельский, но от стола раздался такой вопль, что он испуганно осекся и почему-то схватился за очки.
Возбужденный донельзя приват-доцент потрясал над головой какой-то кривой железякой, донельзя напоминая при этом австралийского аборигена с бумерангом. Пятна и полосы копоти на его лице выгодно дополняли этот образ, вполне способные сойти за боевую раскраску. Разве что цивильный костюм несколько мешал: для полноты картины ученому подошла бы набедренная повязка или, на худой конец, шкура мамонта…
– Что с вами, Леонид Тарасович? – кинулся к нему физик-помор. – Поранились?
– Да нет же, нет! – вопил тот, суя всем под нос свое «оружие», действительно обладающее такими острыми краями, что при случае могло заменить серп. А массивностью – и молот заодно. – Вот здесь, глядите!
Уклонившись от зазубренного лезвия, походя едва не лишившего его уха, Александр вгляделся в потемневший металл и, не веря себе, прочел вместо каких-нибудь невразумительных иероглифов незнакомой письменности сакраментальное: «…торский Нижегородский завод…»