Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– А мы разве собираемся воевать?
– Ха! А чем мы сейчас, по-вашему, занимаемся? Марлезонским балетом?
– Извините, штаб-ротмистр, я тут всего три дня…
– А в России что – ничего про здешние дела не знают?
– Честно говоря, – пожал плечами Бежецкий, – не очень… Печатают кое-что в газетах, по телевизору иногда показывают… Я, конечно, подозревал…
Лисицын махнул рукой и отвернулся.
– Это война, молодой человек, – продолжил он минуты три спустя. – Что бы там ни говорили в России, как бы ее ни называли – замирением горцев, наведением порядка или еще как, –
– Но ведь полагаться на такую армию нельзя!
– Ха! Кто вам это сказал? Воюют не хуже чистокровных британцев! А в чем секрет? Дис-ци-пли-на! – проговорил по складам штаб-ротмистр, назидательно подняв вверх палец. – И, между прочим, воюют не только в колониях. Вспомните Вторую Восточную – вы ее наверняка изучали в училище. Тяжко нашим солдатикам пришлось против их гуркхских стрелков да сикхских гвардейцев! И в последнем Китайском конфликте, замечу, тоже. Мы, правда, этих вот вояк никуда тащить не собираемся, но хотя бы в своих горах пусть повоюют, как полагается.
Лисицын прервал свою лекцию и несколько минут сыпал в адрес вновь сломавших строй афганцев таким отборным матом, что Саша, к такому словоизвержению не слишком привычный, смущенно отвернулся.
– Зачем вы ругаетесь? – спросил он, когда офицер выдохся, а на плацу водворился относительный порядок. – Они же не понимают.
– Не понимают? Ха! Все они понимают! Между прочим, мат эти сарбозы зазубривают в первую очередь! Вы бы послушали, как они друг с другом общаются – «е…» да «мать…» через слово. Будто под Рязанью родились – заслушаешься! Если бы еще все остальное у них так же получалось – цены бы этому воинству не было…
– Но ведь у англичан получается?
– Получается. И у германцев в их Восточной Африке получается, и у французов – в Северной и Центральной. Вы их зуавов или марокканцев в деле видели? Хотя откуда… А я вот видел. Скажу вам, что бойцы – первостатейные. Пожалуй, в ряде случаев нашим казакам фору дадут. Даже итальяшки сомалийцев своих дрессируют – любо-дорого посмотреть. А мы – пф-ф-фр! – он издал губами неприличный звук.
– В чем же дело?
– В материале, так сказать. Завоевав Туркестан, мы тоже пытались создавать туземные войска. И что? До сих пор большего, чем вспомогательные части, не получалось. Я не имею в виду отдельных офицеров – выходцев из Азии…
– Но ведь те же киргизы…
– Во! В точку. Есть племена и народы, для войны просто созданные, а есть – не расположенные к ней никоим образом. Север Афганистана и окрестности Кабула в том числе, населены народами, близкородственными нашим таджикам и узбекам. На этом даже претензию России на Афганистан наши дипломаты выстроили, помнится. А вот на юге… – Лисицын махнул рукой в сторону гор. – Совсем другое дело. Там – вотчина пуштунских племен. Вот те – воины на все сто процентов. Еще говорить не умеют, а таскают дедовскую винтовку выше себя вдвое. Набрать армию из них – почище британских сикхов с гуркхами будут.
– А что этому мешает?
– Политика… – вздохнул сокрушенно штаб-ротмистр, погрозив кулаком афганскому «коммадору»,[55] перетянувшему зазевавшегося солдатика бамбуковой тростью вдоль спины. – Ну что ты поделаешь! Запрещай рукоприкладство, не запрещай – одна картина!..
– Вы что-то про политику…
– Ах да! Наши политики, сидя там, в Петербурге, благостно считают, что раз тут – как бы продолжение нашего Туркестана, то и опираться нужно на родственный нашим туркестанцам народ. А уж на то, что народ этот, в массе своей, забитые декхане, к мотыге привыкшие больше, чем к винтовке, – им наплевать. Да и традиции местные, мол, уважать надо. А традиции эти гласят, что армия набирается из северян…
Лисицин замолчал, вытащил из кармана портсигар и закурил.
– И это бы еще полбеды – противник наш здесь мало чем отличается от этих сарбозов. Те же узбеки и таджики, не поделившие чего-то с эмирским правительством. Слава всевышнему – далеко на юг пока наши интересы не простираются, а власть эмира там весьма эфемерна. Держим Кандагар – придется вам, поручик, в свое время тоже отдать дань этой крепости – и ладно. Но с оружием, увы, полная катастрофа. Видите, чем вооружены солдаты?
Саша вгляделся в пылящие по плацу высокими ботинками понурые колонны и пожал плечами.
– Винтовками…
– Вестимо винтовками. Все дело в том, КАКИМИ винтовками. Иди сюда! – махнул рукой офицер ближайшему солдатику из присевшего отдохнуть в сверхнеудобнейшей, на взгляд европейца, позе – на корточках – взвода.
Переводчик в такой же серо-мышиной, как и у остальных афганцев кургузой, но изобилующей карманами форме встрепенулся и проорал что-то, наверное, перевод, подкрепив слова увесистым пинком в мягкое место солдатика, которому адресовалось «приглашение».
– Я те попинаю! – прорычал сквозь зубы штаб-ротмистр, грозя переводчику кулаком.
Но вызванный уже подхватился и галопом припустил к офицерам, принял что-то вроде строевой стойки, щелкнул каблуками огромных ботинок и даже попытался отдать честь, приложив ладонь к разлапистой золотистой кокарде на пилотке.
– Видали цирк? – весело обернулся Лисицин к поручику. – Наши предшественники постарались. Инструкторы Рейхсвера[56] его величества кайзера Фридриха Пятого!.. Дай сюда! – ткнул он пальцем в болтающуюся за спиной тощего смуглого солдатика винтовку. – Держите, поручик.
Александр принял из рук штаб-ротмистра старенькую винтовку с вытертым до белизны воронением и облупившимся прикладом. Вид оружия показался ему более чем неказистым. По сравнению со стандартным автоматическим карабином, стоящим на вооружении Российской Армии, эта «фузея» выглядела настоящим музейным экспонатом. К тому же внутри приклада что-то перекатывалось и громыхало.
– Ну, поручик, – хитро прищурился штаб-ротмистр. – Держите экзамен. Что это за пищаль? С чем ее едят?