Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
* * *
– Ну что за гад этот Коротевич!..
Саша стоял на ступенях «Невского Коммерческого Банка», вертя в руках так и эдак цветную бумажку, врученную ему генералом перед расставанием.
– Да вы что? – изумился банковский кассир (между прочим, третий по счету – первые два, один из которых, к слову сказать, был очень симпатичной девушкой, только хлопали глазами, изучая никогда не виданную доселе бумагу), выслушав версию генерала Коротевича
– Ну и что? – Бежецкий уже уверился, что денег ему не получить, но не желал сдаваться.
– А то, что он действует лишь в пределах театра боевых действий. Понимаете, эти чеки специально предназначаются для того, чтобы не держать наличные в непосредственной близости от фронта, где они могут попасть в руки врага.
Справедливости ради нужно заметить, что речь эту сутулый очкарик, наверняка близко не стоявший к воинской службе, держал перед офицером, лишь основательно покопавшись в толстенном справочнике, извлеченном из банковских глубин, и проведя ряд консультаций по телефону с кем-то невидимым, но, несомненно, очень компетентным. За это время томящийся перед конторкой поручик успел изучить все рекламные буклеты и изрисовать рожицами и виселицами с повешенными на них генералами целую стопку каких-то бланков.
– И?
– И получить по ним деньги можно лишь в пределах действия выписавшего их казначейства. А кроме того, ваш чек снабжен не казначейской печатью установленного образца, а всего лишь печатью какого-то ведомства. Сейчас… Тут смазано… – Кассир вооружился огромной лупой и прочел по складам: «Полевое интендантство…» непонятно… Да, «город Хорог». Вы служили в Хороге?
– Нет, несколько дальше… – буркнул Саша, забирая никчемный образчик чиновной жадности, которой конца и краю в России-матушке не предвиделось. – Честь имею…
Конечно, не так уж и велика была сумма на чеке, но и не мала. И вот теперь он стоял на ступенях банка без гроша в кармане, разрываясь между желанием скомкать чек и швырнуть его в мусорную урну или отнести в военную прокуратуру вместе с жалобой на произвол Коротевича. В битве злости и жажды справедливости победил сарказм: поручик аккуратно припрятал бумажку, пообещав себе повесить в рамочке на стенку своего будущего рабочего кабинета, дабы напоминал о юношеской глупости и доверчивости до седых волос.
Увы, факт оставался фактом: Саша вернулся домой, а в кармане у него не было и ломаного гроша. Можно было, правда, заглянуть в фамильный особняк Бежецких: дворецкий Иоганныч, знавший «младшего барина» с пеленок, конечно, без звука выдал бы требуемую сумму, но возвращаться домой вот так, нищим, тем более – начинать гражданскую жизнь с долгов, пусть и перед родителями, молодому человеку претило. Лучше уж до штаба добраться на трамвае зайцем (вряд ли кто потребует билет у офицера), а до дома потом – на перекладных: слава Всевышнему, дорожное предписание было подлинным и действовало пока без осечки…
– Ба-а-а! Кого я вижу! – раздалось рядом, и Саша, вздрогнув от неожиданности, завертел головой. – Сам блистательный покоритель Памира и Гиндукуша! Или уж сразу Гималаев? Сашка, черт тебя подери!
К поребрику тротуара приткнулась дорогая сверкающая машина, из открытой двери которой высовывалась знакомая физиономия.
– Фон Тальберг? – Поручик не верил собственным глазам. – Карлуша? Откуда? Ты же вроде бы должен…
– Да и ты, Бежецкий, тоже должен быть далеко! – выбрался наконец из-за руля барон, кидаясь в распростертые объятия старого приятеля. – Где-то там, на Востоке…
– Как я рад, Карлуша!
– А я-то как рад! Я не могу, Саша! Право, я сейчас зарыдаю!
– О-о! Да ты уже поручик, – отстранился Бежецкий, чтобы рассмотреть погоны товарища. – Как это тебе удалось?
– Долгая история, – смутился честный фон Тальберг, отводя глаза. – Родня подсуетилась, то да се… Словом, я теперь адъютант генерала… А ты-то как? – сменил он тему. – Какими судьбами в столице? Служба? А что это вид у тебя такой? Заморенный, что ли… Прости, если обидел ненароком.
– Это еще более долгая история, – рассмеялся наш герой. – Вот, вернулся…
И внезапно ему стало так стыдно, так невыносимо признаться товарищу по учебе, одному из тех, с которыми еще недавно строил наполеоновские планы, в своем решении оставить службу, что он смешался и принялся мямлить:
– Вот… понимаешь… за новым назначением… такое дело получается… Ты ведь за рулем? – нашелся он. – Не подбросишь меня?
– Мое авто к вашим услугам, мон женераль! – картинно распахнул дверь «Даймлера» барон. – Кстати, расстегнись – у меня в салоне жарко, как в Африке. Ты же помнишь, Бежецкий, какой я мерзляк? Немец-перец-колбаса, помнишь, а?
– Конечно! Карл у Клары украл кораллы…
– Ага! А толстяка Ардабьева помнишь?
– Он-то хоть в адъютанты не собрался?
– Да ты что! Делает карьеру в своем Екатеринбурге!
– А Володька?
– В Варшаве! Танцует мазурки с паненками и через день стреляется на дуэлях с панами.
– А помнишь?..
– Нет, а ты помнишь?..
Друзья, перебивая друг друга, вспоминали однокашников, хохотали над старыми, теперь казавшимися милыми до умопомрачения шутками, смаковали прозвища товарищей и преподавателей. Карл все время порывался зарыдать, тем не менее цепко держась за руль и педантично, по-немецки следуя всем тонкостям Дорожного Уложения. Казалось, что училище было давным-давно, лет двадцать назад, а они сами тогда, с высоты нынешних зрелых лет – совсем сопливыми мальчишками. А прошел-то всего лишь какой-то год с небольшим…
От хохота и действительно тропического климата, поддерживаемого теплолюбивым остзейцем в салоне, а более всего – от слабости, все еще не выпускавшей его из своих когтей, Саша вспотел и расстегнул на груди свою толком не обмятую еще шинель.
– О-о-о! – едва не врезался в фонарный столб от изумления фон Тальберг, забыв про дорогу, правила и руль заодно. – Да у тебя орден! Постой-постой… Станислав?! С мечами! Я не могу, господа! Право, я сейчас зарыдаю!.. Сейчас же расскажи, за что?