Зазеркальная империя. Гексалогия

Ерпылев Андрей Юрьевич

– Я бы пасанул давно. – Изящный гусарский поручик брезгливо скривил губы.

– Так то вы, Клепачев…

– Прошу вас, Бежецкий. – Глаза у штаб-ротмистра были, как у больной собаки. – Я проиграл казенные суммы… С меня и так за прошлый конфуз сняли звездочку… Побойтесь Бога, Бежецкий!

– Извините, я благотворительностью не занимаюсь, – отрезал Александр, пряча деньги. – Желаете играть – займите у кого-нибудь.

Он сам не понимал, отчего ему сегодня везло. В карты он, вообще-то, играл весьма посредственно, да и азартным игроком себя

не считал. Ну да, проиграть пару червонцев – еще куда ни шло. А уж выиграть… Но сегодня откуда что взялось. Карта сама шла ему в руки, и многочисленные поначалу партнеры один за другим прекращали игру, переходя в стан болельщиков. Ко второму часу игры они с Морошевичем остались один на один, а ставки возросли до «катеньки» на кон. И вот теперь игра завершилась сама собой.

– У вас сердца нет, штаб-ротмистр! – Морошевич оттолкнулся от стола и, тяжело покачнувшись, поднялся на ноги. – Я к вам во сне буду являться.

Александр не ответил, и его соперник, помолчав немного, громко скрипнул зубами и вышел из превращенного в казино буфета.

– Стреляться пошел, – равнодушно бросил артиллерист, присаживаясь на его место и жестом подзывая полового, забывшего о своих прямых обязанностях. – А вы молодец, штаб-ротмистр. Я уж было думал, что сдадитесь и позволите ему играть в долг. Хвалю. Где служили?

– Далеко, – ответил Бежецкий, тоже поднимаясь из-за стола. – Угощаю всех! – бросил он на стол пятьдесят рублей.

– Вот это по-нашему! – Гусар потер небольшие жилистые руки. – По-гусарски!

– Я улан. – Штаб-ротмистр вышел из помещения, не обращая внимания на звонко хлопающие за его спиной пробки.

Морошевича он нашел в туалете.

Штаб-ротмистр, застегнутый на все пуговицы, сидел на стульчаке, сжимая в руке табельный «Федоров» и опустив голову. Сначала Саше даже показалось, что он опоздал, но крови нигде не было, а пистолет мелко подрагивал в руке потенциального самоубийцы.

– Так слово «честь» и вам знакомо, штаб-ротмистр? – Александр открыл воду и принялся мыть руки. – Не ожидал.

– Что вы знаете о чести, мальчишка? – буркнул офицер, не поднимая головы.

– Да слышал кое-что. А вы?

– Зачем вы вообще сюда пришли, Бежецкий? Желаете насладиться унижением русского офицера?

– Разве не вы сами в этом виноваты?

– Виноват, не виноват… Какая разница? Ну не шла мне сегодня в руки карта, и все!

– Кто же вас принуждал ставить казенные деньги?

– Кто, кто… Вам этого не понять.

Штаб-ротмистр посмотрел на пистолет, зажатый в руке, так, будто видел его впервые, и нерешительно поднес ствол к виску.

– Вы бы вышли, Бежецкий, – тоскливо произнес он, глядя мимо Александра. – Или полюбоваться невтерпеж, как я мозгами кафель измажу? Ни разу не видали? Насмотритесь еще…

– Не валяйте дурака, Морошевич. – Александр подошел к сидящему и без труда отобрал пистолет. – Сколько казенных денег вы проиграли?

– Двенадцать тысяч рублей, – глухо ответил тот.

– И ради этого вы готовы вышибить себе мозги?

– Вам не понять. – Морошевич по-прежнему не смотрел на удачливого соперника. – Я и без того у начальства на карандаше за прошлые грешки. Если я не верну эти деньги, меня отдадут под суд, и спрос будет не только за эти двенадцать тысяч. Верните пистолет, Бежецкий.

– Я его у вас покупаю, – ответил штаб-ротмистр и вынул разбухший донельзя бумажник. – Двенадцати тысяч будет достаточно?

– Вы мне вернете эти деньги? – Во взгляде офицера сквозило недоверие. – Вы что – ангел небесный?

– Ну да, – пожал плечами Саша. – Выходит, что ангел… Только поклянитесь мне, Морошевич, что бросите играть. До добра это не доведет…

Он вышел из туалета и вернулся в буфет, где вовсю разворачивалось веселье.

– Вам можно доверять, капитан? – обратился он к «Бисмарку».

– Обижаете, штаб-ротмистр!

– Вот, – протянул Саша ему пистолет Морошевича. – Отдадите штаб-ротмистру, когда очухается.

– Нет, – покачал головой артиллерист. – Он все равно застрелится. Приперло его, штаб-ротмистр, понимаете? Я в такой ситуации тоже бывал, да Господь миловал… А Морошевич точно пулю в лоб пустит.

– Не пустит. Его тоже сегодня Господь миловал. – Александр положил оружие на стол и вышел.

Как раз объявили посадку, а солнце вовсю заливало здание аэропорта сквозь вымытые дождем окна…

* * *

– Не желаете свежую газету? – У Сашиного кресла остановила тележку симпатичная бортпроводница.

– Охотно. – Штаб-ротмистр взял несколько газет и углубился в чтение.

Сюрприз ждал его уже на второй странице.

«Из Парижа сообщают, – прочел он под большой, чуть ли не на всю полосу статьей о положении в Запамирском крае, с которой ознакомился с большим интересом. – Вчера, в своем особняке на рю де Винагриер, убит экс-король Афганистана Махмуд-Шах, проживавший там под именем Мухаммеда Кабули. Вместе с бывшим монархом погибли его гражданская супруга баронесса Дювильи и дитя мужеска полу, полагаемое незаконнорожденным отпрыском Махмуд-Шаха. Полиция подозревает бывших подданных экс-короля, наводнивших Париж после его свержения. Уже арестовано несколько десятков афганских эмигрантов, и аресты продолжаются. Мы будем держать наших читателей в курсе этой криминальной истории с политическим подтекстом».

Александр опустил газету. Заметка не сопровождалась фото убиенного, но ему и не было в нем нужды. Махмуд-Шах, будто живой, встал перед ним. Не таким, каким довелось видеть его в последний раз – растрепанным, с пистолетом в руках, а тем печальным «принцем Гамлетом Афганского королевства», принимавшим русского гостя в своем дворце.

«От судьбы не уйдешь, – грустно подумал штаб-ротмистр. – Монарх должен править или умереть… Третьего не дано. Корона снимается лишь с головой…»