Зазеркальная Империя. Трилогия

Ерпылев Андрей Юрьевич

Ротмистр невозмутимо заглянул за край платформы, оценил расстояние до манящей зеленью низины и заметил:

— В случае чего можно попытаться допрыгнуть до тех кустов. Абсолютной целости конечностей не гарантирую, но...

— Это — на крайний случай. — Александров всегда был сторонником более осторожных шагов.

— Может быть, по веревке...

— А за что вы ее здесь привяжете, Конькевич? За одного из тех истуканов?

Кавардовского, естественно, никто ни о чем не спрашивал, тем более что он сразу по прибытии на борт отодвинулся

от своих «товарищей» на почтительное расстояние, насколько это позволяли связанные руки, и постарался принять как можно более независимый вид. Шаляпин, вынужденно мирящийся с тем, что его держала на руках Валя, конечно, также не высказывал своего мнения.

В этот момент истуканы наконец проявили активность. Путешественники с изумлением обнаружили, что двое из «големов» как-то неуловимо для глаз перетекли в более «человекообразное» состояние, приняв вид, пусть и уродливо-непропорциональных, но, без сомнения, людей. На одном даже наметилось нечто вроде одежды.

Постоянно меняющие очертания, будто пытаясь вылепить из себя подобие людей, аборигены одновременно со своими конвульсивными телодвижениями пробовали голос, издавая звуки разной тональности и высоты.

К тому времени когда речь «големов» приобрела сходство с человеческой (хотя слов все равно было не разобрать), оказалось, что первый вполне сформировавшийся копирует Чебрикова (даже автомат через плечо и меч за спиной себе отрастил, зараза!), тогда как второй пытается стать Валюшей, однако ему не вполне удается кот, которого он или, скорее, она, видимо, считало своей неотъемлемой частью.

— Ну, что будем делать? — заявил в конце концов лжеротмистр, в точности скопировав голос Чебрикова, хотя и несколько механически, без живых интонаций.

— Это — на крайний случай.

Второй, оставив все-таки попытки создать дубликат Шаляпина, выглядевший у него непонятной формы комком с двумя ярко-желтыми пятнышками «глаз» и нервно подергивающимся всамделишным пушистым хвостом, теперь стремительно перетекал в копию Александрова.

— Слушайте, ребята! — догадался Конькевич. — Да они просят, чтобы мы побольше говорили: словарного запаса, дескать, не хватает!

— А за что вы ее привяжете, Конькевич? — тут же подтвердил «Александров», над плечом которого вытягивался отросток, на глазах превращавшийся в пламегаситель ручного пулемета — видимо, неживые детали организма удавались ему значительно лучше.

Путники, переглянувшись, заговорили каждый о своем, понемногу входя во вкус.

— Буря мглою небо кроет... — декламировала Валя.

— Угол падения равен углу отражения... — спорил с ней Жорка.

— Под следственный должен пребывать в... — это уже вклад Александрова.

— Штыковой бой есть...

Даже Кавардовский подключился, выдав по-французски нечто совершенно непотребное:

— Madame, voudriez-vous partager le souper solitaire avec un pauvre celibataire? (Не желаете ли, мадам, разделить с убогим холостяком его одинокий ужин? (Франц.)).

За что тут же

получил от ротмистра исподтишка удар локтем под ребра.

Кот попыток просвещения аборигенов не делал, но взгляд у него бы-ы-ыл...

Когда путники выдохлись окончательно и замолчали, внимательно слушавшие их «големы» (теперь они представляли собой Кавардовского и Жорку) дружно кивнули и заявили хором:

— Спасибо.

— Научились! — ахнула Валя.

* * *

— Да мы же расшибемся тут напрочь! От высветившегося огненным пунктиром овала до зеленой лужайки было никак не меньше семи метров.

— Не следует опасаться повреждения конечностей... — Абориген, представлявший теперь огромного, ростом почти с человека Шаляпина (дошло же наконец, что кот совсем не часть Валиного организма, а самостоятельный индивидуум!), забавно разевая клыкастую пасть, снова пустился в свои путаные и туманные объяснения.

— Да что его слушать! Не понимает ни хрена, образина пластилиновая!

— Господин Александре! — Чебриков укоризненно показал глазами на Валю.

— Переживет! — отмахнулся Николай. — Переломаем себе ноги, и куда дальше? Подыхать там? А если попадется второй «холодильник»?

— Не волнуйтесь, пожалуйста.

— Заткнись!!!

— Ладно, Николай Ильич, прекратите истерику, нужно рискнуть...

— Молчали бы, рисковый вы наш!.. — Александров кипел, шипел и пузырился от праведного гнева. — Не могут, что ли, на этой байде, — он топнул подошвой по даже не шелохнувшейся палубе, — до Бергланда добросить? Да им раз плюнуть при такой скорости!

— Замолчи, Коля!

— Не волнуйтесь, — вмешался «голем», торопливо превращающийся в Валю, Валиным жестом прикасаясь к рукаву милиционера.

— А пошел ты!

Чебриков, сидевший на корточках перед пламенным обручем, поднялся.

— Довольно спорить, господа. Нужно идти. Я думаю, что первыми пройдем, как наиболее подготовленные, мы с господином Александровым. — Кивок все еще кипятившемуся Николаю. — Высота не такая большая, ноги поломаем вряд ли... Вам доводилось прыгать с парашютом?

— В армии, — понемногу отходил капитан, чувствуя, что Петр Андреевич что-то придумал.

— Замечательно! — удовлетворенно хлопнул в ладоши ротмистр. — Приземляемся сгруппировавшись, тут же растягиваем что-нибудь, скажем... э-э... Вот эту куртку.

— Понял! Только лучше не куртку, а...

— Не волнуйтесь, — попытался вмешаться «голем», снова став Чебриковым. — Все будет замечательно!

— Замечательно так замечательно. Тогда я прыгаю. Вы за мной, Николай Ильич, не забудьте! Потом Валя, Кавардовский (ноги ему тоже свяжите, на всякий случай), Шаляпин... Ну, это как придется... Замыкает господин Конькевич. Кто-нибудь еще не желает к нам присоединиться?

— Не волнуйтесь! — ответил за всех «големов» самый продвинутый, снова в кого-то превращаясь, причем всем без исключения присутствующим показалось, что он ехидно улыбается.