Зазеркальные близнецы. Золотой империал
Шрифт:
Конечно, версию о санатории Александр почти сразу отодвинул на задний план: вряд ли, даже если последняя история с револьвером получила огласку, Корпус стал бы обставлять такими сложностями изоляцию и лечение чокнутого ротмистра. Интересно, кто это заинтересовался ротмистром Бежецким? Криминал отпадал сразу — не тот уровень. Оставалась только Служба. Своя? Уже отпало. Другие “наши”? Да, отечественная детективная литература с незапамятных времен обыгрывала соперничество российских спецур. Представители сыскной полиции, Корпуса и знаменитой армейской СВР увлеченно резали друг другу глотки, травили ядами, топили, швыряли соперников под поезда и с крыш небоскребов, на родине и за ее пределами, на страницах многочисленных романов, в синематографе и на телевизионных экранах. Увы, большая часть (процентов эдак 99, 9) авантюрных приключений была высосана авторами из грязноватого пальца или элементарно взята с потолка (как
Иностранцы? Конечно, шпионаж, как политический, так и военно-технический или промышленный, имеет место быть, и даже более обширен, чем принято считать, но зачем кому-либо похищать простого жандармского ротмистра, пусть даже специалиста по наркотикам, да еще столь витиеватым способом. Само содержание без охраны, да еще в окружении сплошь русских дам (с небольшими мужскими вкраплениями вроде Ильи Евдокимовича да пожилого инвалида Петровича, совмещавшего функции сантехника, сторожа и водителя единственного местного автомобиля, курсировавшего только между “аэродромом” и “санаторием”), ставило эту версию под сомнение. Правда, на “аэродром” Александра вежливо не пустил еще один индивидуум мужеска полу, парнишка весом эдак пудиков шесть-семь (причем далеко не жира), щеголявший в одних камуфляжных штанах, естественно не имевших никаких знаков различия и потому интернациональных. Судя по речи этого прекрасного представителя природных русаков (“изящный” деревенский прононс с нажимом на букву “о” и мучительная, отражающаяся на мясистом лице борьба со словами-связками типа… ну это всем известно), “заграница”, где тот когда-либо побывал, лежала совсем недалеко. Впрочем, этот представитель российской глубинки обладал такой рельефнейшей мускулатурой, что при одном виде оной давешний телевизионный Шварценеггер удавился бы от зависти.
Место своего заточения Александр худо-бедно определил с помощью простейшего навигационного прибора, оказавшегося в руках: часов. К его удивлению, им оказался опять же Урал, вернее, одно из его ответвлений, причем по высоте солнца — южная часть, скорее всего, где-то в районе Златоуста, Миасса, Челябинска, то есть где-то на юге Екатеринбургского наместничества. Южнее, в Оренбургской губернии — вряд ли: горы были бы ниже и круглее что ли, а севернее… Одним словом: Южный Урал, его азиатский склон (это было понять совсем просто: вечером солнце величаво скрывалось за синими вершинами). Точнее определить не удалось, так как агентурные данные, полученные от Валюши и других девочек (горничных, официанток и прочая, и прочая) особенной глубиной не отличались. Вообще, то ли глупые от природы, то ли умело прикидывающиеся таковыми местные представительницы прекрасного пола, казалось, мыслили только в одной плоскости (Александр уже на собственном опыте точно узнал, где находится эта плоскость, весьма, кстати, неплоская, как ни крути). Понимая, что дурочек ни одна Служба в мире держать не будет, Бежецкий тем не менее не отвергал и другую ценную информацию, которой “агентессы” располагали в избытке, в чем он убедился в первую же ночь…
Самым невыносимым в невольном заточении Бежецкого оказалась, во-первых, полная неопределенность его положения — ни пленник, ни гость, ни пациент; во-вторых, страшная скука… Поэтому уже на третий день своего пребывания в “санатории” ротмистр решил исправить оба обстоятельства, то есть удариться в бега. Сборы заняли совсем небольшое время, и, согласно разработанному плану, в десять утра Александр, заблаговременно рассовавший документы и припасы (увы, весьма скудные, чтобы не привлекать внимания) по карманам, насвистывая и помахивая пластиковой бутылкой, вышел за ворота. На его уход, как он и рассчитывал, никто не обратил внимания. Еще в предыдущие дни он, как опытный оперативник, совершал довольно продолжительные пешие прогулки, постоянно и изобретательно проверяя наличие (или, что здесь более подходило, отсутствие “хвоста”). Сегодняшняя прогулка возвращения в “санаторий” уже не предусматривала…
Несмотря на внешнюю беззаботность, Бежецкий был как натянутая струна. Отходя все дальше и дальше от гостеприимного здания, он лишь усилием воли подавлял в себе желание обернуться. Казалось, сзади вот-вот раздастся оклик, щелчок затвора — и… ничего, однако, не происходило.
Ротмистр, не меняя темпа, прогулочным шагом, дошел до развилки и повернул налево. Правое ответвление дороги, прямое и ровное, словно зеркало, как он давно уже выяснил, вело к вертолетной площадке, к “аэродрому”, так сказать. Соваться туда Александру не стоило. Хотя он и смог бы управлять вертолетом (приходилось в недавнем
Еще выходя из “санатория”, Александр как-то не верил, что ему удастся спокойно добраться до развилки, не говоря уже о лесе. Честно говоря, вся эта бравада с побегом предпринималась им с целью расшевелить своих похитителей, принудить к каким-либо активным действиям, способным обозначить их ближайшие намерения в его, Бежецкого, адрес…
Но вот уже двадцать минут ротмистр шагал по грунтовой дороге, очень слабо накатанной, в километре от развилки сменившей асфальт. Этот факт немало озадачивал. Если этой веткой почти не пользовались (кое-где проселок порос совершенно не тронутой колесами травой), то оставалось всего две версии: либо хозяева “санатория” сообщаются с “большой землей” только по воздуху, либо (и это уже категорически из области фантастики) где-то есть подземный ход или замаскированный тоннель. В любом случае ни первый, ни второй вариант Александра не устраивал, и он упрямо продолжал идти по постепенно сужающейся дорожке, каждую секунду ожидая услышать позади шум погони.
Еще через пару-тройку километров, когда сузившаяся до обычной тропинки дорога совершенно пропала в густой и высокой лесной траве, Александр остановился передохнуть, покурить и сделать пару глотков воды. Солнце пекло немилосердно, даже здесь, под кронами сосен — Изжариться на солнцепеке, неожиданном для отличающегося все же умеренным, а не тропическим климатом Урала, в планы ротмистра отнюдь не входило. Бежецкий понадеялся на то, что ближе к подножию хребта лес станет гуще, да и солнце в конце концов начнет клониться к закату.
Александр, слегка отдохнув, принялся за важное и нужное сейчас дело: занялся поиском вмонтированных, конечно, в его одежду “жучков”. Этому очень помог напоминальник, в котором имелось устройство для обнаружения всякого рода датчиков и других скрытых электронных устройств. Естественно, они, правда не без труда, нашлись. Бежецкий еще раз убедился в своей правоте: без особенной надобности так солидно укомплектовывать его следящей аппаратурой и столь надежно ее прятать не стали бы. В результате поисковых мероприятий костюм ротмистра понес некоторый урон, с которым пришлось смириться как с неизбежной данностью.
Закончив, Александр поднялся и стряхнул с брюк крупных рыжих муравьев, уроженцев соседнего “небоскреба”, высившегося под одной из сосен. Да, вероятно, это самый большой из муравейников, которые он повидал на своем веку. Вызывало невольное уважение упорство миллионов крохотных тварей, хвоинка за хвоинкой сложивших гигантскую, по их масштабам (да и для человека солидную), “пирамиду”. Наверняка она далеко превышала любую египетскую, если сравнить пропорции строителей. Бежецкий поддался воспоминаниям счастливого детства, подошел к муравьиному жилищу, сорвал травинку достаточной длины и, послюнив ее, поднес к кишащей насекомыми стене сооружения. Приятный, бодрящий вкус муравьиной кислоты словно перенес его на два с лишним десятка лет назад, в беззаботное детство, летние каникулы в окрестностях фамильной усадьбы, Матильда… Вздохнув, Александр отшвырнул травинку, нагнувшись, подобрал пригоршню прошлогодней слежавшейся хвои и, растерев ее в ладонях, высыпал рыжую труху на муравейник. Довольный оказанной маленьким строителям помощью, ротмистр зашагал своим путем. Соблазн отправить вслед за строительным материалом для крохотных “египтян” незаметные “иголки” и “пуговки”, вынутые из одежды, был велик, но, чтобы наверняка сбить со следа возможную погоню, следовало придумать что-нибудь более надежное.
Склон был не слишком крутым, градусов двадцать-двадцать пять, не более, но спускаться по нему тем не менее было нелегко: ноги то вязли в многолетних залежах рыхлого лесного мусора, то скользили на голом камне, выступавшем из дерна, как лысина старика. Иногда приходилось огибать огромные валуны, так как карабкаться по их гладким бокам, кое-где поросшим лишайником и притом нагретым солнцем, как сковорода, Бежецкому совсем не хотелось. Еще опаснее были, по мнению ротмистра, каменистые осыпи, которые, как он знал по собственному опыту, вполне способны от малейшего движения легко сдвинуться под ногами и увлечь неуклюжего пешехода под откос. Конечно, это не Гиндукуш, где головокружительные пропасти с отвесными склонами попадаются на каждом шагу, но и не среднерусская лужайка где-нибудь под Рязанью.