Зазеркальные близнецы
Шрифт:
Расхвалов, нелепый, как попугай, в своем розовом балахоне на фоне потеющих, несмотря на поздний вечер, в глухих мундирах жандармов, затравленно оглянулся.
— Смелее, смелее, милейший, — поощрил его Бекбулатов, хотя до смерти хотелось дать ему пинка под по-бабьи жирный зад.
“Пастырь” еще раз оглянулся, высоко подобрал балахон, обнажив жилистые, поросшие рыжеватым волосом икры, и неожиданно резво потрусил прочь, поминутно озираясь, пока не скрылся за ближайшим поворотом.
Выждав некоторое время, Бекбулатов удовлетворенно кивнул и велел Ковалеву:
— Ну
Две машины, до отказа набитые людьми, тихо, не включая фар, тронулись с места.
Владимир сидел на своем месте, внимательно следя за перемещением по экрану лежащего на коленях прибора мерцающей точки. Начиненный “жучками” балахон Расхвалова, с которым тот всего на несколько минут был вынужден расстаться днем под предлогом медицинского осмотра, давал четкий пеленг.
Как и ожидал штаб-ротмистр, Лохматый чуть ли не бегом направился вовсе не к своему дому или храму, а совсем в другую сторону. Неудачливый мессия держал путь к окраине Хоревска, гордо называемой на планах и картах Александровской слободой, а у местных жителей носящей более подходящее имя Разбоевки.
Кавалькада, держа дистанцию, уже приличное время колесила за своим поводырем по малоосвещенным улочкам засыпающего города, когда тот наконец остановился у неприметных, по-уральски высоких и обшитых потемневшим от непогоды тесом ворот. Расхвалов, по-детски приплясывая от нетерпения на месте, некоторое время вел переговоры с невидимым собеседником, часто упоминая какого-то князя, а затем юркнул в приоткрывшуюся калитку. Лязгнул, судя по всему, нехилый запор, и над Разбоевкой повисла тишина, прерываемая только лениво перебрехивающимися где-то вдалеке дворнягами и иногда отвечающим им более солидным, судя по голосу, волкодавом.
— Высылайте подкрепление, — бросил в микрофон Бекбулатов, несколько озадаченный увиденной крепостью, и осторожно, стараясь не хлопнуть дверцей, вышел из “полтавы”.
Группа захвата состояла из двенадцати человек. Негромко командуя, Владимир быстро распределил их по постам, а сам приник к динамику, который транслировал происходящее в доме. Слышимость была отличной, хотя штаб-ротмистр невольно поморщился, вспомнив, куда именно он самолично пристроил Расхвалову “жучка”.
Хлопнула дверь, и сразу же без предисловий раздался незнакомый низкий голос:
— Чего приперся, Лохмач?
Владимир ухмыльнулся: кто бы мог подумать, что клички так совпадут. А вы, господин штаб-ротмистр, думаете совсем как уголовник — как не стыдно, ай-ай-ай!
— Повязали нас всех, Колун! — еще задыхаясь после пробежки, едва вымолвил Расхвалов.
— Знамо дело, — последовал спокойный ответ.
— Расколют же всех!
— Ну и че?
Судя по изменившемуся голосу, “пастырь”, обладавший истеричным характером, обозлился не на шутку:
— … через плечо! Зови князя, с…!
Последовал глухой удар и болезненный вскрик:
— За что бьешь, сволочь?
— За дело.
— Где князь?
— Нет князя, в отъезде он.
— С марта месяца, в отъезде?
Владимир и Ковалев переглянулись: и этот с марта! Между тем невидимый собеседник Лохмача бесстрастно ответил:
— А я не считал, Лохмач. Может, и с марта, — помолчал, — а может, и с апреля.
Голос Расхвалова изменился. Видимо, он нагнулся к уху собеседника:
— Колун, дорогой, все тебе отдам, только пусти меня к двери…
Снова звук удара и звериный рык Колуна, перебивающий верещание “пастыря”:
— Какая дверь? Следил, падла?
Удары сыпались градом, и Владимир решил, что настало время спасать незадачливого стукача, тем более что ничего нового из этого бессвязного диалога уже явно не узнать.
— Ковалев, — приказал он. — Обогнешь с вахмистром дом и возьмешь под прицел окна и крышу со стороны огорода или как бишь там его у вас называют…
Группа оперативников во главе с штаб-ротмистром с разной степенью ловкости преодолела забор, не тратя времени на неприступные с виду ворота, и, нейтрализовав при помощи баллончика с газом заходящегося хриплым лаем громадного цепного кобеля, ворвалась в дом, вернее, в неосвещенные сени.
Однако дверь с разгону высадить им не удалось: опередив штурмующих прямо сквозь дверь ударила автоматная очередь. Пули, осыпая оперативников свежей щепой, в одно мгновение превратили толстые доски в настоящее сито и с басовитым гудением, как рассерженные шмели, зарылись в бревна с противоположной стороны сеней.
— Вот так встреча! Все целы? — шепотом поинтересовался Владимир у прижавшихся к бревенчатой стене по обеим сторонам дверного проема оперативников и заорал в припасенный заранее мегафон: — Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Советую сложить оружие! Всякая попытка к сопротивлению будет расценена…
Новая очередь заглушила последние слова Бекбулатова.
— А-а!… Что с ними разговаривать! Будем считать, что формальности соблюдены, — Ротмистр нагнулся к микрофону рации. — Алексей, действуй!
— Есть! — коротко ответил Ковалев.
Где-то в глубине дома глухо звякнуло разбитое стекло, и сразу раздался сдвоенный басовитый хлопок, сменившийся судорожным кашлем. Еще через мгновение сквозь пулевые расщепы в двери потянулись мутные струи, распространявшие тошнотворное зловоние.
— Похоже, перестарались, ребята! — проворчал штаб-ротмистр, натягивая противогазную маску.
Пинком распахнув дверь и убедившись, что никто изнутри на непрошеное вторжение не реагирует, троица оперативников, сталкиваясь в нешироком проеме толстыми от бронежилетов боками, ворвалась в горницу.
По довольно тесному помещению, куда выходила дверь, плотными мутными волнами перекатывался слезоточивый газ. Заслышав задыхающийся кашель, Бекбулатов вскинул свой “магирус”:
— Стоять на месте! Оружие на пол! Руки за голову!
Голос из-под маски звучал глухо, как из подземелья, но худосочный парень лет двадцати, растирающий по лицу слезы и сопли, все прекрасно расслышал и, покорно заложив руки за голову, толкнул ногой по полу в направлении двери тупорылый автомат.