Здесь был Баранов
Шрифт:
Воконий задохнулся. Он ожидал чего угодно, только не этого. Позвать на помощь, чтобы негодяя схватили?
– Поговорим наедине, – дружески предложил Север, угадав его мысли.
Ланиста сдался:
– Как ты сюда попал?
– С улицы.
– Ты думаешь, тебе удастся уйти отсюда?
Север кивнул. Воконий подумал, что он, пожалуй, прав.
– Что тебе нужно?
Север встал и отвел назад руку с мечом, словно для удара.
– Баранов, – коротко сказал он.
Воконий понял, что сейчас его убьют. Он страшно побледнел
– Стоять, – приказал Север.
Впервые в жизни Воконий по-настоящему понял, с каким огнем он играл. Как только ему удавалось держать у себя в подчинении этого человека? Говорят, Север был осужден из-за подделанного завещания. Но даже если бы Север подделал двадцать завещаний и все их пропил, одно за другим, это не отняло у него ни характера, ни воспитания. Север выпрямился, как пружина, которую долго сжимали.
– Север, – сказал Воконий умоляюще, – я всегда старался быть тебе другом. Не убивай меня.
– Где Вадим? – повторил Север.
– На вилле Варизидия, – ответил ланиста, подписывая тем самым приговор несчастному аристократу.
Легко ступая, Север ушел прочь. Воконий так и не понял, как ему удалось попасть в дом и уйти из дома незамеченным.
Усадьба Варизидия пылала. Пожар громоздился до самых небес, как гора, а у ее подножия происходила некрасивая, страшная суета. Какие-то неприятные люди хватали и растаскивали все, что попадалось под руку. Их было неправдоподобно много. Они, казалось, лезли из всех щелей, изгнанные пламенем, и то и дело принимались бить друг друга со звериной жестокостью. Иногда они оставались лежать неподвижными – сами похожие на сгустки грязи.
Происходящее выглядело ирреальным и упорно не помещалось в сознание. Все сюковское воспитание приучало Артура и Герку сочувствовать угнетенным и их попыткам сбросить ярмо рабовладельцев. Однако то, о чем так увлекательно рассказывала пожилая учительница, потряхивая тяжелыми серьгами в хрупких мочках: «Восстание… Слово, принадлежащее Истории!» – представало теперь отвратительным, как забой свиньи.
Они прятались за углом небольшой постройки, еще не тронутой пожаром, – в стороне. Артур снял очки. Впервые в жизни Тищенко заметил, что Эйвадис, оказывается, хорош собой – сероглазый, с тонкими чертами, с бледной деревенской россыпью веснушек на носу. Слезы тряслись в широко раскрытых глазах космического комиссара.
Следует отдать должное обоим звездолетчикам: они страшились смерти не больше, чем любой нормальный человек. Но та смерть, к которой они были готовы, выглядела совершенно иначе: мгновенная и прекрасная.
Внезапно Гермоген увидел главаря банды. Оборванный, в копоти, он стоял поодаль, расставив ноги в сапогах, и смотрел на пожар.
Грабители подтащили к Северу какую-то окровавленную личность и швырнули ее на землю.
– Вот, – сказал один из них. – Дрался, как зверь. Гадина.
Север брезгливо отстранился.
– Кто это?
– Кто его знает? Варизидий нанял его, чтоб он охранял его персону. Целыми днями, говорят, в кости резался.
– Пусть встанет.
Пленника подняли на ноги. Он не сопротивлялся. Что-то в его лице вдруг показалось Герке знакомым. Даже не в самом лице, которое было залито кровью и перемазано гарью, а в выражении светлых глуповатых глаз. А он вдруг улыбнулся, и это выглядело дико.
Север и бровью не повел. Он вытащил меч и протянул к пленнику руку, поворачивая его к себе затылком. Герка не выдержал.
– Не надо! – крикнул он со слезами и выбежал из укрытия.
Пленник пристально посмотрел на Герку и, повысив голос, что-то произнес. Герка не сразу понял, что фраза адресована ему. Он оглянулся на Севера, потом подошел поближе и подставил ухо. В это ухо сипло заорали по-русски:
– Герка, ты?
Герка почувствовал, как его захлестывает непонятное, очень сильное чувство. Он схватился за раненое плечо и, захлебываясь, вдруг ужасно закричал. Он кричал и кричал и все не мог избыть этого чувства, потому что оно оказалось больше самого Герки. Север насмешливо наблюдал истерику. А пленник стряхнул с себя руки стражей, обошел плачущего Герку стороной и остановился прямо перед Севером.
– Это я, Север! – крикнул он. – Я, Баранов. Не узнал?
Теперь, когда Вадим стоял рядом, видно было, что Север невысокого роста. К тому же они почти сравнялись в возрасте. Север сжал губы и после короткой паузы показал подбородком на Герку:
– Вы что, знакомы?
– Да, – ответил Вадим.
Север с некоторым презрением посмотрел в сторону раскисшего Тищенко и снова повернулся к Диме.
– Ты ранен?
– Пустяки.
Вадим отвел со лба волосы и показал рассеченную над бровями кожу. Ресницы его обгорели.
– Север, – сказал Дима, – скажи им: пусть не трогают детей.
Север кивнул и быстрым шагом направился к господскому дому.
К вечеру усадьба догорела. Тянуло сладким тошнотным запахом. Герка, бледный, умывался у колодца.
– Ослабел? – сказал Баранов, появляясь со стороны пепелища.
– Димка, это и вправду ты?
– И вправду. Я послан в творческую командировку Иваном Афанасьевичем Терочкиным. Пытался проявить гуманизм и чуть не угробился.
– Как ты вырвался от своего хозяина?
– А откуда ты знаешь… – начал Дима, но Герка поспешно перебил его:
– Я встретил Артура.
– Он с тобой? – быстро спросил Дима.
– Мы были вместе, когда начался пожар.
– А где он теперь?
– Не знаю, – испуганно ответил Герка. – Его ведь могли убить?
– Отойди от воды, я пить хочу, – сказал Дима.
Герка посторонился. Дима подцепил багром ведро и начал шумно фыркать и плескаться. Герка завистливо смотрел на него.
– Знаешь, Баранов, – сказал он наконец, – я никогда не думал, что буду так малодушничать.